ВЕРСИЯ! Ради триумфа ложного идеала роз

Дуализм и цепная реакция дуализма, мультипликация изначально раздвоенного жизненного пространства. Вспомним правило Кузанского: «Из двух противоположностей одна стремится стать единством для другой». Задача интеллектуальная, но не рациональная. Рацио, как мы упоминали выше, перестало повиноваться интеллекту и поступило на службу материи (в данном тексте материя везде трактуется в неоплатоническом плане). Как решается проблема противоположностей? Очень элементарно: изгнать, уничтожить, завоевать. Постхристианская эпоха не признаёт равноценности оппозиций: в мире существуют препятствия, дефекты, помехи на пути к полюсу благоденствия. Какое конкретно существо совершенно не признаёт равноценности оппозиций? Существо ли это? Нет, механическая конструкция, реализация абстрактных обобщений рацио, машина.

Не стоит особенно акцентировать сугубую материальность механизма. Нас интересует другое в данном случае. Начало новой эпохи можно весьма точно датировать XVII веком – именно тогда космос впервые был представлен «часовым механизмом», где силы тяготения играли роль трансмиссий от центрального «неподвижного двигателя». Правда, это «вечный двигатель», в отличие от которого человек и прочие «машины», натуральные или искусственные, нуждаются в постоянном притоке энергии. С тех пор вопрос об энергии стал главным и, собственно говоря, определил материальную цивилизацию. Энергия – жизнь, отсутствие энергии – смерть, просто и ясно. И тут вот какая сложность: когда человек «материализуется», «пассивность», «лишённость», «потенциальность», свойственные materia, вовлекают, притягивают душу к телу. Происходит «диффузия», осмотическое взаимопроникновение субтильных элементов материи души и грубых телесных составляющих. Образуется, управляемый рацио, психо-соматический симбиоз, анимально-вегетативный «объект», постепенно теряющий индивидуальную неповторимость. Этот «объект» необратимо уходит в «иное» или, выражаясь словами Кузанского, интеллект перестает «комплицировать» (свёртывать) рацио: при уходе в «иное» человек расстается со своей индивидуальностью и конструирует «личность», «эго», обусловленное социальной средой, превращаясь из «человека космического» в «человека социального» (Эрих Фромм). Согласно Эриху Фромму, это и есть «бегство от свободы» в механическую реальность. Вовлечённый в такую реальность, человек чувствует гибельное притяжение социума. Недурной пример подобного процесса – в «Человеке без свойств» Роберта Музиля. Ульрих (герой романа) по пустяковому делу попадает в полицию. Следуют обычные вопросы: имя, возраст, профессия, адрес? «Ульрих словно попал в машину, которая начала разбирать его на составные части прежде, чем речь зашла о виновности или невиновности». Лицо, фигура, цвет глаз – только опознавательные знаки. Всего удивительнее следующее: полиция не только умеет так разбирать человека, что от него ничего не остаётся, но затем из этих ничтожных составляющих безошибочно собрать. Для такого действа необходимо лишь нечто невесомое, называемое подозрением». И характерное соображение героя: «Ульрих тотчас понял: он может выбраться из этой ситуации только с помощью очень холодной рассудительности». И что такое полиция, как не средоточие социума? И что такое «очень холодная рассудительность, если не полное отрицание собственной натуральной индивидуальности? Призыв к холодному расчёту, рацио суть военный призыв – ты в опасности, стань солдатом, стань серийным социальным изделием. До поры до времени можно действительно думать о необходимости «играть роль». Однако, процесс вовлечения в «иное» беспощадно необратим: селф растворяется в навязанной роли, человек теряет индивидуальность и превращается в одного из бесчисленных «других». Он теряет чувство внутренней судьбы и метафизической уверенности в себе, предпринимает переоценку собственных ценностей и убеждений в пользу общепринятых, начинает «думать» расхожими мыслями и вибрировать в силовых линиях социальной эмоциональности. Оторванный от небесной энергии селф (эйдетическая эманация, эрос энергуменос) он отдаётся на прихоть телесно-материальных источников. Постепенно он проникается таким, примерно, убеждением: земная жизнь, по сути, единственная жизнь, если и есть нечто иное, это смутное, постморальное прозябание вероятного облака души в ожидании окончательной неподвижности.

После ухода в «иное» и превращения селф в социальную персону наступает нигилизм, атараксия, либо поиск новых жизненных центров, целей, вариантов, поиск, обусловленный рациональным дуализмом. День против ночи, ясность против тумана, здоровье против болезни, выверенная линия поведения против психических меандров, дело против безделия, интерес против скуки – всякая светлая привлекательность имеет тень, которую нельзя допускать, а лучше победить. Энергия, энергия! Бензин автомобилю, пищу телу, впечатление душе. И, поскольку рацио не способно ответить на вопросы онтологические, жизнь социальной персоны превращается в бессмысленное кружение, в действие ради действия, в саму по себе функциональность. Эта жизнь проходит в атмосфере постоянной насторожённости, мнимых или достоверных страхов, робких надежд, дурных предчувствий, тотальной зависимости, случайных релаксаций, истерик, восторгов, отравленных интуициями, вечного критицизма всего и вся. И за всем за этим проступает ироническая улыбка смерти.

Литература:

1.Yesammelte Werke, 1929, B. 8, s. 360.
2.Fromm, Erich. Die Furcht vor der Freiheit, 1968, s. 126.
3.Cusa, N. Saemtliche Werke, B. 1, s. 90.
4.Bachelard, Y. Formation des esprit scientifigue, 1958, p. 12-18.
5.Цит. в. Allen, D. C. The star-crossed Renaissance, 1966, p. 98.
6. Robert Musil. Der Mann ohne Eigenschaxten, Berlin, 1975, s. 31.
7. Cusa, N, s. 103.
8. Musil, Robert, s. 201.

2004, Е.В.Головин I, II.