Артюр Рембо и открытая герметика (две гипотезы)

“Все формы любви, страдания, безумия” характеризуют открытость герметического поиска. Трудно преодолеть фатальную избирательность восприятия. Здесь не помогут стимуляторы — после прекращения их действия восприятие становится еще более пассивным, чем прежде, а человек — еще более зависим от внешнего мира. Но подобная зависимость еще не самое страшное — куда опасней психологическая паутина, в которую мы запутаны изначально. Нормативные оси в данной области более туманны, нежели в мире физическом и более определены “духом Бремени” и социальной политикой группы.

В своей известной работе “Проблема мистики и ее символика” (1915) Ганс Зильберер проанализировал опасности, связанные с поиском такого рода. Согласно этому автору, каждому “анагогическому аспекту” соответствует “ретроградный аспект”. Он интересно рассуждает о психических девиациях, почти неизбежно сопутствующих мистическому и религиозному зкстазу, о “воображаемом достижении философского камня”, о буквальном понимании инцеста и об угрозе интенсивной интроверсии. Зильберер желает сохранить чистоту мистического порыва в эпоху технического варварства, бесчисленных невропатий и комплексов. Он еще верит в какие-то нормативные оси: в христианство, в психическое здоровье, в духовную эволюцию и т. п. Из вышесказанного ясно, что это не соответствует поиску открытой герметики — в условиях подобного поиска наша индивидуальность и ее внешний мир распадаются в грезах, видениях и миражах. Если достанет сил избавиться от контроля над восприятием, появится шанс на... исследование: мы сможем проследить сложную циклическую связь наших воображаемых манифестаций. Это математика круговых волн, провозвестие “философского моря”, где исчезновение или материальная конкретизация объектов свершается в разрежениях и сгущениях (dilatation, dissolution, concentration, solidification). Как только органы чувств активизируются, в приближении к своему неведомому центру (фантазии), начинается освоение нового, более тонкого, нежели физическое тело, материального субстрата. В алхимии это символизируется морской звездой или коралловой ветвью. Бернар Тревизан (XV век) следующим образом описал процесс: “Я видел без помощи глаз, слышал без помощи ушей и не ощущал своей субстанции, пока волна не колыхнула меня, словно коралловую ветвь. Я видел одновременно глубину и высоту, и все стороны света и видел, как прежнее тело удалялось к черному холму" ¹¹.

¹¹ Bernard le Trevisan. Songeverd, Paris, 1645, p.22. (в текст)

Это напоминает рассуждение Ямвлиха о “философском отделении души от тела”. Отличие “открытой” герметики от “закрытой” налицо. В “герметическом закрытом” сосуде душа (mercurius vivum, humiditas radicalis, vitriolum) под действием дионисийского огня (тайный фермент, ios) поднимается к верхнему своду” и “ниспадает дождем” на очищенное этим огнем тело (distilatio). Композиция (человеческая, минеральная, вегетативная) ¹² благодаря контакту с “фирмаментом” (верхним сводом) обретает небесное (квинтэссенциапьное) качество, ибо дистилляционная реторта, в известном смысле, копирует макрокосм. Вернее, копировала, когда внешний мир еще назывался макрокосмом или “космическим яйцом” ¹³. Без такого убеждения, без его интеллектуальных следствий, ныне трудно уловимых, совершенствование физического объекта путем трансмутации не представляется возможным.

¹² В случае с человеком, “ретортой" можно назвать эфирное тело души, “иероглифическую монаду” Джона Ди. (в текст)

¹³ Т-ихо Браге и Роберт Фладд считали "скорлупой” сферу “невидимого зодиака”, преграждающего доступ энергиям хаоса. (в текст)

В “закрытой” алхимии царит принцип аналогии: золотая ось гармонически устроенного космоса отражается золотой частицей в каждом объекте. Это необходимое условие трансмутации или творческой эволюции объекта. Но когда небесная твердь раскололась и раскрылась энергиями “бесконечной вселенной”, положение изменилось радикально. Уже нельзя соблюсти принцип космической аналогии, так как нарушились или исчезли соответствия между звездами, стихиями и данностями физического мира. Люди, звери, минералы, растения утратили магические свойства в скользящих, изменчивых, непредсказуемых акциденциях. Жизненный путь перестал соответствовать предназначению, материя — форме, манера поведения — психологической схеме, имя вещи — ее функциональности. Ситуация недурно интерпретирована в сюрреалистической живописи, например, в картинах Рене Магритта, где под зонтиком написано “кларнет”, а под чемоданом — “веер”.

Этот ядовитый климат убил не только хризопею, но и христианскую алхимию, поскольку потеря телеологической перспективы существенно ослабила веру в универсальную панацею или философский камень. Но если христиане датировали вселенский катаклизм приблизительно концом средневековья ¹⁴, то для языческих гностиков и неоплатоников это не было новостью уже в начале христианской эры. Однако нам, живущим на закате двадцатого века, безразлична дата катаклизма, ибо все более обостренно чувствуется его атмосфера и ясная безнадежность существования. Даже если люди пожелают изменить ситуацию и зажить по традиционным заветам — не получится ничего: планета перешла во впасть автогенетических механических систем, использующих человеческий мозг как передаточное устройство.

¹⁴ Gorres, J. Glaube und Wissen, Munchen, 1806. (в текст)

Открытая герметика предполагает возможность инициатического путешествия, безвозвратного вояжа. Эскиз подобного путешествия вполне угадывается в “Пьяном корабле”, хотя в финале стихотворения корабль сожалеет о “старых парапетах Европы” и, так или иначе, поворачивает на земной курс. Его “опьянение” обусловлено уничтожением экипажа — это, не особенно форсируя текст, можно соотнести с прекращением действия направляющего, сугубо земного рацио. Корабль, преодолевая земной диктат, попадает в необычный океан, в сферу иного стихийного элемента — “алхимической воды”. Это иная вселенная, недоступная измерению согласно полюсам и экелиптике: ее материки и острова не имеют постоянных очертаний, ее качественная беспредельность исключает какое-либо точное познание. Однако это не трансцендентная вселенная — здесь “земля” постепенно уступает инициативу “воде”. (Б “Морском пейзаже” два стихийных элемента смешиваются до неразличимости). Нарастающая повелительность “воды” освобождает энергии “воздуха” и “огня”, позволяя небесным эйдосам плодотворно проникать в более гибкую и динамическую потенциальность. Воду “живого океана Посейдона” (Прокл) отличают особенные свойства: Она может увлажнять и не увлажнять кожу, ее можно резать ножом, погружать руки в ее поток, словно в лебяжий пух; ее дождь рассекает тело, смывая следы времени и страданий; струи ее фонтанов зависают в воздухе, образуя в огненной пене тяжелые тысячецветные радуги ¹⁵. “Пьяный корабль” блуждает "...в Поэме Моря, молочно-белой, пронизанной звездами”, где стихийные элементы древней космогонии рождают немыслимые, головокружительные пейзажи. Небо, ночь, серебряные солнца, перламутровые волны, ледники — все это переплетается и растворяется в медленных ритмических циркуляциях, расходящихся от неведомого сердца этой вселенной. Небо, небеса — много неба, много небес. Миновав “невероятные Флориды”, корабль, “свободный, дымящийся”, поднимается из “фиолетовых туманов” и “пробивает, как стену, багровое небо”. Проступают “звездные архипелаги и острова, чьи безумные небеса открыты плавному полету”, — периферия огненной пневмы. приближение алхимического золота ¹⁶.

Продолжение...