ВЕРСИЯ! Ради триумфа ложного идеала роз

Можно даже согласиться с этим… в теории, в процессе чтения мудрой книги. Но, в процессе общения с людьми и приобретения жизненного опыта, ради блага, безопасности и комфорта, оставляют целое и превращаются в элементы… другого целого, в частицы социального общечеловека. Это ещё ничего, если копают канаву или водят самолеты – тогда, по крайности, остаётся шанс на самооценку – хуже, когда строят планы, пролагают пути для миллионоглавого антропоморфного чудовища и становятся двигателями коллективной мудрости.

В подобном случае, у этих социально-мудрых элементов спрашивают, как надо жить и что такое жизнь. «В этой жизни с малых лет приучаются быть начеку и умирают с оружием в руках», – отвечает Вольтер. «Жизнь это борьба», – отвечает Маркс. Любопытно, тот и другой не интересовались ни спортом, ни военным делом. Эти и масса иных подобных высказываний всегда блистают суггестивной неточностью. Действительно, зачем радиальное направление принимать за сферу? Есть только одно более или менее разумное объяснение: человек всегда допускает возможность борьбы, если полагает центр своего бытия не в своем селф, но в другом человеке, в своём имуществе, в своей семье или социальной группе. Но, вряд ли в силах человеческих держать «круговую оборону». Начинается избирательность, сложная делимость: одни люди плохие, другие хорошие или безразличные, интересные или нет, опасные или нет, злые или нет, корыстные или нет, более того: каждого анализируют – у него, у неё такие-то качества хорошие, такие-то плохие, и т.д.

Хорошие, добрые, великодушные – они, прежде всего, безопасны, с ними можно слегка распустить постоянную защитную стойку, однако… «доверяй, но проверяй» – по физиогномике, хиромантии, Ломброзо и прочим источникам.

Итак: опасливость, вражда, недоверие способствуют, вероятно, сиюминутному процветанию, но душе наносят раны почти неизлечимые. Они порождают убийственно-анатомический взгляд на окружающее. Современный человек при встрече с людьми, событиями, случайностями, вещами бытия, обмана, каверзы, разочарования; даже при контакте фасцинативной любви он страшится фрустрации – неизбежного следствия восторгов. Отсюда более или менее изощрённая политика «жизненного опыта», которую вполне безразлично можно назвать конформизмом или житейской мудростью. Всё это очень избирательно, оценочно, рыночно и вполне соответствует буржуазному мировоззрению.

Попадая в царство социума, попадают в царство миражей, где о какой-либо «реальности» не может быть и речи. Здесь индивидуальность, т.е. неделимая форма, практически растворяется в беспрерывно делимой материи. Мы понимаем «материю» в смысле Платона и неоплатонизма как гипотетический субстрат пассива, потенции, постоянно «лишённости» (privatio) и ненасытного аппетита. Неделимая форма, понятно, не растворяется до конца, но может исчезнуть до неразличимости. Так происходит превращение индивида в эгоиста – эго, в данном контексте, «я», сфабрикованное социумом, или, согласно Эриху Фромму, «псевдо-селф социального человека»: «Подмена оригинальной активности мыслей, эмоций, желаний, псевдо-селф».

Фромм поясняет: «Оригинальное селф-протагоний духовной деятельности. Псевдо-селф только агент, представитель, играющий роль, ему назначенную, от имени этого протагониста. Понятно, каждый человек может играть много ролей, субъективно убеждённый, что он и в каждой роли «он». Это иллюзия: оригинальное селф постепенно переходит в эти роли, изредка давая о себе знать пьяными эксцессами, сновидениями, фантазиями».

Что же такое псевдо-селф? Это модель, которую человек конструирует из себя самого, сообразуясь с требованиями социума, консультируясь с его специалистами, глядясь в его зеркало. Необходимо «завоевать себе место под солнцем» и ещё необходимо, чтобы из тебя «сделали человека». Заметим, ты ещё не совсем человек, из тебя его только «делают»: добрые либо злые люди, обстоятельства, лишения. Последний момент специфичен: почему-то внушают с детства, что «трудности закаляют», потом воркуют про «огонь, воду и трубы» и лесоповал. Каждому приходится встречать этих истероидов и наглых индюков, которые «добились успеха в жизни».

Когда субъект растерзает свою индивидуальность на «комплексы» и вытеснит всё это в «подсознание», ему будет легче и спокойней отвоевать территорию своего «эго». Что же это за «эго» без движимого и недвижимого имущества? Имеются в виду не только деньги, машины и прочие «материальные блага», но и блага духовные: «багаж знаний», эрудиция, репутация в торговом или научном мире. Всё это просто так не дается, всё это требует собранности, внутренней дисциплины, постоянных усилий, зато потом «люди скажут»: полюбуйтесь на Иван Иваныча – академик, банкир, певец, лауреат и всего добился сам. При этом Иван Иваныч перестал быть индивидом, но «одним из…», пусть «самых выдающихся», но, тем не менее, «одним из…» Про него напишут: на заседании присутствовали Иван Иваныч и другие, или: Иван Иваныч и так далее. Каждый, кто превращается в собственно социальную модель, попадает в разряд «других». Хайдеггер это выразил весьма четко: «Jeder ist Andere, keiner er selbst» – каждый – другой, никто – он сам. Потому что гипотетический Иван Иваныч предоставил душу чёрту, а социум и есть чёрт.

* * *

В связи с этим получается.

Божественное, небесное всегда вне времени, пространства, манифестации. Следовательно, принцип организации индивида, или логос, или формирующий свет, непознаваем. Это, по лексике Николая Кузанского, предельный максимум или предельный минимум. Значит, индивид заведомо не способен познать ни себя, да и вообще ничего: «Знанию частей необходимо предшествует знание целого. А потому, не зная Бога – первообраза всего в мире – ничего нельзя знать о мире и, не зная мира, нельзя, очевидно, ничего знать о его частях. Так, знанию любой вещи предшествует знание о Боге и о мире». Под «знанием» здесь имеется в виду нечто совсем противоположное нынешнему представлению. И ещё более неясно, что понимает Кузанский под «ученым незнанием». Поразмыслим. В своей «Формации научного духа» Гастон Башляр вполне убедительно объяснил, каким образом в течении XVII и XVIII веков познавательная мысль разошлась на искусство и науку в нашем обычном понимании. Процесс познания по Кузанскому, на наш взгляд, состоит в приближении к объекту, основанном на наблюдении и описании, но никоим образом не на агрессивной аналитике. Причинно-следственная связь игнорируется – важны эманации и взаимодействия.

И главное, чем отличается тогдашнее познание от нынешнего: человек не обращается к объекту (будь то минерал, река, бабочка, звезда) с высшей антропоцентрической позиции, это всегда напряжённый диалог, где изменяется, обогащается, уточняется ситуация своя и окружающего мира. Для реально познающего Рене Генона «Символизм креста», познаваемый объект суть его атрибут, цель познания – идентификация субъекта и объекта. И даже если сомневаться в гипотезе идентификации, тем не менее, ясно: внимание познающего окружает познаваемый объект, стараясь представить его живым целям, функциональным организмом. Налицо резкое противоречие с процессом современного познания. Гёте имел основания назвать новую науку «камерой пыток».

Антропоцентрический коллектив относится к миру как к своей законной добыче и полигону своих экспериментов. Всё классифицировано – камень, насекомое, растение, ураган – обладают номером и названием. Подобная регистрация имеет очевидную целесообразность – натуральные объекты, лишённые права на свободную неопределенность, – гораздо легче поддаются приручению и обработке.

Новая наука полностью антропоцентрична, то есть считает человечество (разумеется, некоторых его представителей) единственным и проявленным центром вселенной. Даже в спекуляциях касательно бесконечного множества миров, «братьев по разуму», интеллектуальной плазмы и прочее, соблюдается парадигма эволюции человеческого мозга.

Согласно «учёному незнанию», скрытые центры совершенно недоступны рацио, зато проявленных может быть сколько угодно. Отсюда известная максима Кузанского. «Центр космоса везде, окружность нигде». Что же получается, если индивид забывает или вообще не имеет понятия о скрытом центре своего бытия? Он считает сугубой необходимостью любой ценой найти центр ясный, очевидный и утвердиться там, а если это трудно сделать самому, призвать на помощь авторитеты, обстоятельства, счастливый случай, книги, в конце концов. И, поскольку с каждым поколением подобное деяние свершить всё трудней, искатель плюёт на моральные императивы и добивается желаемого любым способом.

Речь идёт не о «правилах поведения» религиозных или социальных и не о «нормах человеческого общежития». Традиционное познание или «ученое незнание» имеет свою экзистенциально обусловленную этику. Когда в современных книгах о королевском искусстве рассуждают о бескорыстии и доброте истинных адептов, это звучит несколько слащаво, поскольку в истории алхимии известны адепты далеко не безупречные в этом плане.

Дело в том, что добродетельная жизнь – результат определённой, так сказать, геометрической позиции. Добродетели это психические энергии, направляющие индивида к тайному центру его проявлённого бытия. Это срединная точка души, через которую проходит ось композиции «дух, душа, тело».

Вопрос о добродетелях сложен. «Низшим добродетелям, – писал Френсис Бэкон, – толпа рукоплещет, средним – удивляется, высших просто не замечает.» Подобная градация характеризует, скорее, сословное общество, где у индивида, понимающего в данном контексте, было куда больше возможностей.

Продолжение...