ВЕРСИЯ! Анадиомена: Женская субстанция в герметике

Допустимо ли считать единство-свет небесно-фаллическим началом, актом вне потенции, актом, рождающим потенцию? Так следует из текста Кузанского: "По нисхождению единства в иное, по восхождению иного в единство, понятно: в высшем мире иное уходит в единство, делимость в неделимость, тьма в свет, грубое в тонкое, сложное в простое, смертное в бессмертное, изменчивое в постоянное, женское в мужское, потенция в акт, незавершенное, или часть, в целое и т.д. В низшем мире неделимость вырождается в делимость, постоянство скрыто в изменчивости, акт - в потенции, мужское начало - в женском…В срединном мире соответственно срединное состояние…"

В герметическом плане спящая принцесса пребывает в срединном мире. Это организованная квинтэссенциально materia prima magisterium alba. Ее сокрытое мужское начало соответствует latenta forma substantialis Майстера Экхарта, forma formantа Николая Кузанского.

Если принцесса пробуждается сама по себе, партеногенетически рождается "сын философов"(filius philosophorum).

Этот миф понять трудно.

Почему?

Согласно схеме "Парадигма" пребываем мы в подлунном, "низшем мире", где неделимое(индивидуальность) распадается в делимости, а мужское начало в женском. И современный "ход истории" суть погружение во тьму "иного", в "auflosende Weiblichkeit"("растворяющая женская субстанция" - выражение И.Я. Бахофена), в социум, в царство количества…денег.

Время индивидов кончилось, человек ныне представляет конгломерат разрозненных, отчужденных, противоречивых, враждебных качеств, тенденций, способностей, хаос, время от времени организуемый чувственной либо идеологической гравитацией. Несмотря на восторги касательно "покорения космоса" и "познания глубин материи", аккумулируются сравнения, метафоры, шуточки менее веселые: мы - стадо, погоняемое кнутом банды политиканов и финансовых корпораций, марионетки зловещих кукловодов, опилки да песчинки бессмысленной круговерти. Это ясно по схеме "Парадигма": "формообразующий свет" практически поглощен субстанцией "иного", децентрализованная человеческая композиция составляется, меняется, разрушается по прихоти… родителей, социума, страха безденежья, потери "места в жизни" и прочего. Психология, антропология, медицина рассекли человека на сотни частей: рацио, мечтательность, прагма, лень, профессия, хобби, пристрастия дурные, менее дурные, комплексы и так далее. А.Ф. Лосев в комментариях к Проклу пишет: "Целое, из которого состоит организм, есть идея и принцип организации организма. Если этого принципа нет и если он уходит из организма, то организм разваливается на отдельные, уже не органические части, не имеющие отношения одна к другой."

Так обстоят дела в низшей сфере бытия, в сфере Афродиты Пандемос - земной великой матери. В ее хищной потенции автономия мужского начала (акт) превращается во всесторонне обусловленную зависимость. Знание подменяется эрудицией, решения сердца - глубоко продуманными планами, мгновенное действие - аналитическим расчетом. Пассивный мужчина - иголка в проворных женских пальцах. Мужское счастье - женское лоно и его желательная питательная среда - комфорт, стабильность, деньги. В такой атмосфере исчезает представление об индивидуальности, о загадочности человеческой натуры, о человеке в целом, зато высоко ставятся отдельные атрибуты - богатство, талант, физическая сила, деловая сноровка, причем вся эта атрибутика понимается в спортивно рекордном смысле. Социум как плодородно усладительное лоно развлекается дрессировкой, разъятием, пожиранием детей своих. В этих разделочных мастерских, на этих конвейерах современные компрачикосы придают антропоморфной материи ту или иную спецификацию.

Афродита Пандемос - черная магнезия герметики, владычица крови, божество ритуальных кастраций, эманация всепожирающего Орка - после Средних Веков медленно и верно завоевала белую цивилизацию.

Девятнадцатый век, роман Эмиля Золя. Грудастая, гибкая Нана выставляет публике розово-жемчужную роскошь своего бэксайда - негодующие зрительницы отворачиваются, мужчины воют от счастья…Она высасывает из мужчин деньги, сперму, кровь, отбрасывая нищих и опустошенных погибать от бешеного огня неутолимых желаний. Нана - убаюкивающий комфорт, услада напряженного пениса, розовый сосок голодным губам, дремотное сочувствие вечно недовольным мыслям. Но это прелюдия. В капризах хохочущей Нана дети матери земли, "маменькины сынки" становятся естественными, теряют неудобную человеческую маску, хрюкают, лают, мяукают, воют…

У мифолога и этнографа Жоржа Дюмезиля есть теория "антропоморфного ответа", которая сводится к следующему: царство человеческое отражает остальные царства природы. Черты и выражение лица, походка, привычки, наклонности выдают сущность… тигра, минерала, волка, дерева, рыбы, обезьяны. Потрясения, катастрофы, эротическая гравитация устраняют человекоподобную "персону" и проступает особь того или иного вида. Магия тотема, бездна древней ночи.

Нана - одна из богинь сладострастия ассиро-вавилонского ареала, Эмиль Золя интерпретировал миф в современном плане, придав своей героине черты Афродиты Пандемос греческих эротических празднеств.

Вернемся к фигуре "Парадигмы". Если принять человека за "основание пирамиды света", животное царство послужит "основанием пирамиды тьмы". Нисхождение эйдетической формы человека в "иное" влечет растворение в разнообразии фауны: человек-млекопитающее, высокоразвитая обезьяна и прочее.

Год миновал. Мы пьем среди твоих владений,
Цирцея! - долгий плен.
Мы слушаем полет размерных повторений,
Не зная перемен.

Это стихотворение "Цирцея" французского символиста Шарля Леконта , переведенное Александром Блоком весьма вольно. Цирцея, равно как и Нана, "владычица крови", но при этом Цирцея "повелительница снов" и магических метаморфоз.

Под формой странною скрывая образ пленный,
От чар, как мы, вкусив,
Меж нами кружатся, глядят на нас смиренно
Стада косматых див.

Здесь львы укрощены - над ними благовонный
Волос простерся шелк.
И тигр у ног твоих - послушный и влюбленный,
И леопард, и волк…

Мягкая напевность этих строк убаюкивает конкретный кошмар пребывания на острове Цирцеи. Ее пленники, подобно Луцию в "Метаморфозах" Апулея, остаются в зверином образе:

Для зорких рысьих глаз и для пантеры пестрой
Здесь сон и забытьё.
Над ними в сладком сне струит свой запах острый
Любовное питьё.

Средоточие женского околдования, Дезирада - легендарная страна роскошного забытья. Только один образ, беспокойный и странный, нарушает очарованный сон:

Где, вспыхнув на конце чешуйчатого стебля,
Родится злой цветок. Диссонанс в пленительно-затягивающей женственности напрягается в следующей строфе рептильно-жестоко:

В лазурной чешуе, мясистый и колючий
Дракон ползет, клубясь. Это мужская активизация страшной богини, обещание более зловещих метаморфоз. Однако стихотворение выдержано до конца в медлительной изысканности:

Но даль морей ясна. Прости, чудесный остров
Для снов иной страны.

Появление дракона - знамение, корабль направляется в Аид. Только благодаря Гермесу, великий герой Одиссей и его спутники избавились от околдования Цирцеи.

* * *

Мужская сила "сына матери", спровоцированная женской гравитацией, соответствует "черному, сгораемому сульфуру" (sulfur combustis, sulfur arsenicum). Его наличие обусловливает вечное "сыновство", зависимость от земной женщины. Гармония на этом плане бытия мужского и женского начал (sulfur combustis и magnesia nigra) - невероятное соединение оппозиций (conjunctio oppositorum). Подобное допустимо в лунной, более высокой, сфере, в срединном мире, согласно Кузанскому. Там и только там женщина - возлюбленная и сестра (sorror mystica). Там земля не довлеет остальным элементам, разреженная…до плотности густой упругой воды (gummi hermetica), там и следует искать materia prima, драгоценную hyle - она растворяется в фонтане (миф о преследовании Гераклом нимфы Гиле), прорастает сомнамбулической голубой лилией (Новалис. Генрих фон Офтердинген), проступает спящей красавицей на снегу.

Субтильная плоть наших снов, сказок, красок, фантомальных пейзажей это субстанция "тела души". Неоплатоники акцентируют отличие воображения от фантазии. Воображение, равно как рациональное мышление, пассивно и зависимо от физической жизни, отсюда мнение: сон - дериват действительности. Фантазия - "центр ощущений, чувство чувства" (Синезий). Одно дело - в закрытых глазах отражение ранее увиденной женщины, и совсем другое, проявление там неведомой фантомальной…сущности. Поль Валери сказал: "В пассивной вялой душе внешние раздражители вызывают подневольные чувства. Нет, чувства должны творить свои объекты." Это помогает понять природу рассудительного сердца, умного чувства, интеллектуальной души. Новалис интерпретирует ситуацию чувства и мысли: "Сердцевина чувства - внутренний свет. Активность этого света поднимает созвездия в душе человеческой - мир воспринимается ясней и разнообразней, нежели в границах и плоскостях обычного зрения…Мысль только призрак чувства, умирающее чувство, белесая, слабая жизнь."

Чувствовать и мыслить - единая жизненная динамика, нельзя сказать: некто руководствуется рассудком, а не чувством. Одни мысли возникают на периферии истощенного чувства, из неуверенности, слабости или самоотрицания чувства, другие продиктованы спокойной жестокостью - "объективная аналитика", к примеру.

"Внутренний свет" - эйдетический огонь автономного чувства, не обязанного рождением никому и ничему. Внутренний свет не имеет оппозиции - тени или тьмы, его "да" не имеет "нет". Без него спящая красавица будет вечной сомнамбулой своего дворца, затерянного в терновнике.

* * *

Эманации внутреннего света пронизывают Афродиту Анадиомену, поднимаясь из глубины ее сущности. Плоть этой Афродиты - субтильная, гибкая, неопределенная, уходит миражом, расплывается в зрительных обманах, ее гармония утверждается в пленительной неточности. Стихия космической воды - материя фантазии. Ситуация этой порождающей Анадиомену воды - во сне Генриха фон Офтердингена романа Новалиса:

"Он разделся и погрузился в чашу-водоём. И словно в смуглых облаках, нежно и сладострастно, девичьи груди волн ласкали тело, пронизали тело. Вода зыбилась плавной женской субстанцией."

Это предполагает медлительное, ускользающее легкомыслие, где восприятие рассеивается или совпадает с объектом: это уже не объект, но сомнамбулическое отчуждение дальнего горизонта. Активное созерцание соединяет лунные тени на воде, коралловые лепестки, золотистые водоросли, молнийный удар, что рассыпает волну в пену; изысканный женский силуэт вздымается из воды к небу, оставляя на океане пурпуровый круг.

Если прелести Пандемос разрывают композицию в хаос, явление Афродиты Анадиомены впервые дает предчувствие целого:

В глубине сонорной раковины розовеет слеза звезды,
Бесконечность змеится в упругом изгибе спины,
Море жемчужит роскошь румяных сосков,
Человек истекает черной кровью у царственного бедра.
(A.Rimbaud. L'Etoile pleure rose…)

Эта "черная кровь" - sulfur arsenicum, сгораемый сульфур, истязающий плоть диссонанс. Следует предположить: "чаша-водоём" Новалиса, удивительное жнское существо стихотворения Рембо это аспекты вечной женственности. Она растворяется водой в воде и концентрируется божественной формой - материя и форма здесь совпадают. В этом растворении и концентрации силы центробежные и центростремительные (алхимические solve-coagula) непринужденно и гармонически связаны. В смутном и странном явлении вечной женственности мужская чувственность, теряя пылкое вожделение, обретает спокойные отсветы - так в физической алхимии серный колчедан после кальцинации тайным огнем блестит мягко и золотисто. Эта "новая чувственность", пронизанная светлой страстью, наслаждается божественной отчужденностью атмосферы Анадиомены.

"Для Элен сочетаются заклятием орнаментальные потоки в блуждающей девственной полутьме и царственные сияния в молчании звезд. Раскаленное лето, немые птицы, ленивое блаженство траурного корабля в заливе мертвых страстей и стерильных ароматов.

Продолжение...