| Интересный отрывок из интервью Федора Конюхова, путешественника:
Ну вот еще случай из того же Антарктического путешествия. Был очень сильный мороз. Несколько дней подряд - 53 градуса. Я начал замерзать. Я не шел эти дни – лежал в палатке. Выйти наружу невозможно и внутри палатки холодно так, что я почувствовал, что кровь замерзает. Не метафорически, а реально замерзает и все. Я уже ног не чувствую, рук. И я понял, что нельзя – ими же надо работать. Я понял, что нужно двигаться только чтобы кровь не замерзла в сердце. Но было так холодно... А я лежу, и только и думаю, настроился, что только бы в сердце бродила кровь... Я рассчитывал, что все-таки не может мороз держаться 53 градуса долго. Во всем есть циклы. Например, когда шторм в океане, ты знаешь, что есть цикл шторма – там идет 12 часов, потом 24 часа, потом 50 часов, 75 часов - циклы идут. Но если прошло 25, а шторм продолжается, я знаю, что значит, он пошел на 50 часов. И нужно настроиться. 50 прошло – значит, на 72. Это в мире все же регулируемо. Не может же быть, что шторм идет 45 часов. Все в гармонии. Как и земля вращается. Как и дерево растет. Так и с температурой. Я настроился выжить, пока этот цикл мороза не окончится. Но сил не хватает...
Я всегда с иконкой хожу в путешествия и читаю Евангелие, - у меня есть маленькое Евангелие. И тут я вспоминаю как раз, как апостол Павел пишет своему ученику Тимофею, как вести себя. И я начал представлять этого ученика Тимофея. И я начал просить – Тимофея… Я всегда, когда захожу в церковь, и смотрю на Иисуса Христа, я боюсь его. Мне как-то страшно. Я чувствую себя как перед начальником. Мне хочется встать перед ним по стойке смирно. Когда я вижу икону Богоматери, мне стыдно становится за свои грехи перед женщиной. А когда я икону Николая Чудотворца вижу – мне очень легко, хочется смеяться, хочется с ним общаться, потому что он как друг. А перед Иисусом мне страшно. Я как начальника его боюсь. И я прошу и говорю: «Тимофей мне так холодно, что я могу не выдержать это. Не хватает во мне сил, чтобы согревать кровь у сердца. Если это будет продолжаться еще день или два, то я не смогу. Мне так холодно». И тут я чувствую, что он мне отвечает: «сейчас я тебя согрею». Я удивляюсь: палатка, Антарктида, никого нету, на тысячи километров, никого, никогда нет и тут мне кто-то так ясно отвечает. Еще в Антарктиде с одной стороны хорошо: знаешь, что ставь палатку – никто не подойдет. Северный полюс – там медведь, нерпы, там даже песцы могут подойти. А в Антарктиде – ни нерп, ни медведей, ни птицы, ничего нету. Антарктида – она очень чистая. Людей же нету. И вот эта аура очень чистая. Хотя Павел Глоба начал ахинею писать, когда я пошел, что если Конюхов (а я шел к Южному полюсу). А он начал писать, что если ступит на Южный полюс, то, типа, откроет ворота для черных сил, и они вылетят оттуда. Будто Антарктида – это закрытые темные силы. А я думаю: что ж ты, милый, - наоборот, Антарктида – это самое чистое. Там нету грязного духа.
И вот я говорю Тимофею: «мне так холодно, что ног не чувствую». А я в спальнике. А он раз! – и спальник как будто нагреваться стал. И мне так тепло от него становится. И я начинаю отогреваться. Веселье вдруг у меня даже какое-то начинается. Мне так тепло, как на печке согреваешься. А я до того очень долго не спал, потому что при холоде нельзя, чуть заснешь и замерзаешь… А тут мне так тепло, и я засыпаю. И уснул в теплоте. Просыпаюсь. А сколько спал – не знаю. Тимофея рядом нет уже как будто нет. А я отогрелся. И кровь начала циркулировать хорошо. Я покушал, собрался, и пошел. Вот как раз такая грань. Я все думал, как люди замерзают во сне, но я уснул с верой, - уснул и не замерз. А вот если б не было у меня веры, и он бы не пришел ко мне – я б уснул и замерз. Понимаешь? Вот эта грань. Я просто боялся, что если я себя не стану контролировать, то я замерзну. Но это я уже анализирую. Может, это и не нужно анализировать. Но я все время, сколько шел, все время думал о том, о чем я ему говорил, думал, что я ему много ахинеи гнал, что, может быть, не нужно, или, наоборот, что я мало… И уже до самого полюса я думал о нем, но он ко мне больше не приходил, он уже не нужен был.
|
