Сентиментальное Бешенство Рок-н-Ролла: Под знаком Василия Шумова

Полагаю, вся эта проблематика не была и не будет чужда Василию Шумову. Когда-то он играл в хоккей - кажется и сейчас не забыл увлечения сего, юность провел в Измайлово - одном из самых "урловых" московских районов. Вероятно, ему не раз приходилось решать инфайтингом спорные вопросы. Однако вопрос "кто из них главный?" подобным способом не решить.

Дело в том, что наблюдателю в "квартире на шпиле" необходимо наблюдать не только за пестрой суетой птичьего двора, - это предоставит лишь отвлеченную информацию, - но в основном, за поведением своего действующего "двойника". И жилец на шпиле может сказать своему суетливому другу пару теплых слов. Подумаем над весьма необычной для Василия Шумова песней "Криминальная Раша" (Russia, Россия, альбом "Голливудский василек"). Песня начинается простым, понятным бойцу обращением:

Так где же все твои мечты, парень,

О справедливости

И благополучии:

Неужели к двадцати годам

Все твои грезы, парень,

Улетучились?

Следует отметить фонетически удачное название "Криминальная Раша" - это гораздо эффективней официальной, помпезной "Криминальной России". Разумеется, "парень" - слово конвенкциональное, и автор может иметь в виду кого угодно. В том числе и себя - школьника среди школьников, парня среди парней. Привилегированный наблюдатель продолжает:

Тебя незаметно

Прибирают к рукам

Беспощадный дядя Витя

И боевая Наташа.

Они для тебя

Приготовили место

В дырке их патронташа.

Это Раша, май френд,

Криминальная Раша.

Стилистически примечательна очень редкая для автора сложная метафора (дырка их патронташа - место для тебя) и сильная фонетическая суггестия - это Раша, май френд. Но более всего любопытны содержание и настрой, общая интонация скучной, монотонной, жестокой обреченности. Песня, вероятно, реминисценция, поскольку сделана в Америке в девяностые годы. Совершенно неважно, случилось ли нечто подобное с автором или с кем-нибудь из его друзей или со знакомыми друзей. За обшарпанным фасадом Совдепии всегда представляются черные, глубинные кошмары-лабиринты жутких подземных городов, громадные, закутанные колючей проволокой, таежные зоны, где тысячами белесых, мутных огоньков мерцают глаза живых мертвецов. И когда мальчики из интеллигентных семей рвутся к "романтике", дабы хоть чуть-чуть расстроить заводную машинку своей жизни - школа, родители, институт - за водочным перегаром и нескладной матерной бранью они начинают чувствовать... ужас Совдепии. Многие из нас в юности встречали этих самых Витьков, "беспощадных дядей" и "боевых Наташ" и натыкались за мутной ласковой беседой на их колкий, оценивающий взгляд. Конечно, это не только советская проблема, вовлечение подростка в преступную среду - дело житейское, виртуозно изображенное Германом Гессе, Робертом Музилем, Генрихом Манном, если учитывать только великие имена. Но "криминальная Раша" нечто иное. Бездонный провал, вой всемогущей метели, неизбежная гибель.

Год за годом

Тебя окружают морды

Одна другой краше,

Хочешь не хочешь,

Сиди и глотай

Их кроваво

Труповатую кашу.

За годы советской власти образовалось чудовищное представление о человеке, поражающее своими крайностями. Официоз внедрял образ клинического фанатика, днем и ночью мечтающего, как бы поскорей пожертвовать собой "ради блага народа", но "лучшим сынам" грезился стальной авторитет, способный принести в жертву сколько угодно граждан ради приятствия "смешать их с дерьмом". Человек пытающий, человек пытаемый - пограничные столбы человека вообще, удаль пытающего, терпение пытаемого - главные добродетели. Все остальное - более или менее "дерьмо". Разговор об это субстанции, о простых физиологических процессах, почему-то всегда взвинчивает советских (русских) людей. В структуре любой нации существуют иррациональные пустоты, у советских (русских) это - отношение к фекалиям, возможно, и вправду объяснимое хроническим отсутствием общественных туалетов. "Пахан", "бугор" - это звучит гордо, остальные - будь они семи пядей во лбу - дерьмо. В интересующей нас песне это также отражено:

И хоть был ты

Не самым тупым,

В результате оказался ты у параши...

Так-то, май фрэнд, это "криминальная Раша". Получился   почти классический рок-н-ролл, только тяжелый в душевном плане. Композиционно ответственные рифмы - "Раша - папаша - параша" - не улучшают настроения. Одна из немногих трагических песен у Василия Шумова. Любопытно, что клеймо homo soveticus, почти незаметное за десятилетия пребывания в России, довольно быстро проявилось в Лос Анжелесе. Ностальгия, надо думать.

Еще и вот почему трагична эта песня: она касается одной из ситуаций крайне опасных для метафизического здоровья. Немного мистики, совсем немного. Есть состояния вне жизни и смерти, часто называемые состоянием зомби или негативного бессмертия. В Дагомее и на Гаити считается: человек может попасть в такое положение или его можно околдовать так, что он станет зомби (точнее, "ронга") еще при жизни, поскольку теряет связь со своим "вертикальным измерением" или внутренним "я". Тягучий бездонный провал "криминальной Раша" растворяет такую связь - в песне этот момент акцентирован. Возвращаясь к символике предыдущей песни, можно сказать: ни в коем случае социальный (дворовый) петух не должен пропадать из поля зрения флюгерного, но, в то же время, и не должен подавлять свою активность ради одинокого наблюдения жизненных передряг из "квартиры на шпиле". Сложнее говоря, надо постоянно иметь в виду тонкие взаимосвязи центробежных и центростремительных порывов. Однако автор песни "криминальная Раша", по-видимому, считает ситуацию безвыходной:

Годы пребывания

В игнорации

Приводят, парень,

К полной самоликвидации.

И ты будешь сварен

В том же общем котле,

До тех пор, пока ты, парень,

Стремишься туда, куда все.

Песня проходит черной нитью в композициях Василия Шумова, но это не единственная такая нить. Автор широко понимает идею эксперимента и не ограничивается "формалистическими поисками", как сказали бы лет двадцать назад. Его подход к проблемам экзистенциальным ненационален и очень современен. Я имею в виду следующее: русские, привыкшие к своим бескрайним пейзажам, думают, что всякое событие, как путника в степи, можно разглядеть издалека, и что, скорей всего, оно не произойдет и мимо пройдет. Поэтому для них "в мире быть" ("in der Welt sein" Хайдеггера), то есть внезапная встреча с каким-либо событием всегда шок. Русских ничего не стоит застать врасплох - в истории масса тому подтверждений. Для русских Бог, космос, Россия - нечто такое, что может случиться, а может и нет. Все это надо предварительно обсудить за чаем и водкой - наша "национальная болезнь" по мнению западных европейцев. В этом смысле Василий Шумов резко расходится с русской традицией. Он, похоже, чувствует: "время" - абстрактная категория, события взрываются неожиданно и сами по себе. По крайней мере, такое впечатление остается от песни "Случай в метро" (альбом "Тектоника").

Метро. Один из детерминантов новой эпохи, резко отделяющий ее от всех остальных, хорошая иллюстрация изречения "из земли ты вышел, в землю уйдешь". Спуск по эскалатору, вагон, дрема во чреве матери в грохочущей тьме, рождение, выход на освещенную станцию, манифестация. Вполне инициатическое переживание, затертое всесильной ежедневностью. Да и помимо этого метро вызывает много ассоциаций: оно часто фигурирует в сонных кошмарах и пребывание в вагоне, несмотря на "чтение в транспорте", вызывает мрачные, вынужденно-досужие мысли. К примеру, катастрофа, обвал в тоннеле, остановка надолго и навсегда. С любопытством рассматриваешь пассажиров, сортируя их на случай длительного совместного проживания: паникеры, паникерши, соблазнительные дамы - будущие жертвы вон той парочки потенциальных лидеров и т. д. Среди хороших, энергичных мыслей всплывает опасное соображение: нет, уж лучше тратить всю зарплату на такси, чем торчать здесь...

Это было сегодня, по дороге домой:

В нашем вагоне взбесился слепой.

Песня выдержана в простом, бодром, несинкопированном ритме, синтезатор хрипит, верещит, булькает ксилофоном, скрипит губной гармошкой - похоже и непохоже, звуки неестественные, как и подобает обстановке.

Он стал бить стекла своей стальной тростью,

Пассажиры закричали - дети и взрослые,

Повсюду осколки, погас свет...

Рассудительность и спокойствие поющего голоса подчеркивают внезапность события. Это, действительно, хэппенинг и резкий контраст с вышеприведенным стихотворением Ганса Арпа "Готовые к выходу". Персонажи песни и рады бы выйти, но

...Ничего не видно, ничего не понять,

Грохочут колеса в чугунной трубе...

Однако герой проявляет себя индивидуумом, а не членом коллектива, это ясно из неожиданной строки: "Так одиноко раньше не было мне нигде". Происходящее он воспринимает как хэппенинг, нечто искусственное, а не как стихийное бедствие. Но, быть может, слепой совершил кардинально естественное действо? Генри Миллер в рассказе "Происшествие в метро" описывает такую сцену: пожилая женщина сидела, держа сумку на коленях, в сумке был кот. Вдруг он вырвался, прыгнул на дремавшего напротив старика и принялся раздирать ему когтями лицо, что вызвало панику в вагоне. Быть может, слепой, в силу определенной своей отверженности, не отшлифовался, как должно, потоком городской жизни и сохранил наивную реакцию на чудовищность метро?

Слепой, бьющий черные стекла в черном тоннеле под стук колес - ритмическая композиция, "конкретная музыка". Это песня о хэппенинге, о шоковой терапии полумертвых от ежедневной инерции пассажиров. Искусство, утратив свои религиозные, философские, воспитательные функции, по воздействию своему уподобились котенку с клубком, автокатастрофе, голому человеку в одном лишь галстуке спешащему в деловитой толпе, словом всему, что притягивает обескровленный взгляд. Василий Шумов, в своей артистической ипостаси, и есть этот слепой, и его песня только смягчает и тормозит удар стальной трости по стеклу, потому, верно, автор интересуется в конце: "какой за такие дела полагается срок?"

По логике данной интерпретации "Случай в метро" экзистенциально резонирует с песней про двух петухов и с песней "Криминальная Раша". Слепого можно уподобить социальному "я", которое, потеряв связь со своей индивидуальностью, устремляется в бешеную, бессмысленную агрессивность.

И вот, конец, станция, спасительный неоновый свет:

Толчея и милиция, промелькнул пистолет,

Слепой уже на перроне, его скрутили, ведут,

После этого шока я решил бросить свой институт.

Вряд ли наблюдатель испытывает стадную радость при виде "спасительного света", милиции и "скрученного слепого". Но здесь учтен другой момент, более важный: "После этого шока я решил бросить свой институт". Здесь допустима разная трактовка: позиция индивида, спокойного наблюдателя меняется в зависимости от перипетий социального"я"; шок, событие, хэппенинг, как следствие артефакта, по-прежнему обладают реальным воздействием. А вообще в сети интерпретации широкие ячейки - многозначная песня всегда способна ускользнуть.

Глава четвертая: Ты не сестра милосердия...

Спросят: если Василий Шумов такой умный, философский и проблемный, почему "Центр" был хорошо известен и популярен среди любителей рока восьмидесятых, да и сейчас "голливудский Василек" пользуется определенным успехом? Ведь в любом случае, независимо от мелькания в масс-медиа, разговоров и сплетен, группа славна шлягерами, хитами и моментальной узнаваемостью, то есть "имиджем".

Продолжение...