Вместо послесловия: Тёмное познается чёрным

Разъедает Дух - как щёлочь:
деньги, дом, семья, работа...
Я ж такая точно сволочь,
как другие: весь в заботах,
в смрадном преисподней зное,
что "мирская жизнь" зовётся,
в каждодневном скуки гное -
жду, что КТО-ТО отзовётся...

Это придумано не вчера, но в России. Стихи Дмитрия Силкана весьма напоминают (не правда ли?) макабрического Чехова, который точно так же пребывал под властью первобытного отца. Это ведь всё равно, назвать данного монстра "самодержавием" или "политбюро". Только Чехов не ждал "отзыва". Мучительный оргазм, отдых на траве, растворение в природе, одинокое умирание солнечного блика... Прав, наверное, Чехов. Этот ожидаемый "кто-то": мастер калейдоскопа, вербовщик, шизоидный экстатик?

Конечно, проще всего сказать: бросьте, молодые люди, копаться на свалке иудеохристианства, чтобы воспевать всякую вытащенную занозу! Может, вам просто осточертели ублюдки пустоты - рутина, будильник, скука, плюс "ночь, улица, фонарь, аптека?" Пустота притворяется Полнотой. Мы живём в царстве торжествующего Блефа, и религия сегодня - точно такой же блеф. Когда мы читаем, к примеру, строки Виктора Рогова:

Формально я русский, по паспорту то есть,
По картам натальным я кельт и индус.
Я думаю, это для Органов новость,
Пусть свежие факты мотают на ус.
А если серьезно, то хочется в джунгли,
Неплохо бы к морю: увидеть фиорды...
А здесь: ожиданий несбывшихся угли
И морды, совковые пьяные морды.

...полыхает подозрение: фиорды и джунгли - не такой же ли это блеф, как эти самые Органы и морды? Жажда бегства из этой "паскудной страны" настолько вызывающе-легитимна, что позволительно спросить: верная ли это интерпретация желания? Разлагающее влияние социума сказывается, прежде всего, в тенденции немедленного удовлетворения негативных или позитивных импульсов: индивид теряет своё психологическое пространство и становится жертвой любых притяжений и отталкиваний. Это проблема экзистенциальной ситуации вообще, а не только тех или иных соблазнов, или раздражений. Симбиотическая связь с отцом, матерью, государством, религией, о которой писал Эрих Фромм - имела, возможно, смысл в нормальной сословной цивилизации. Но в нашем варианте хаотического социума подобная связь гибельна. Чтобы стать живым, а не "более или менее живым" надо холодно сообразить следующий факт: мы не в состоянии спокойно и свободно принять какую бы то ни было религию, ибо пребываем в чудовищном пандемониуме, где искажены и извращены не только религиозные и философские понятия, но и самые элементарные. Мы, конечно, можем ненавидеть Иегову, иронизировать над Христом, но, в сущности, эти теоморфные единства нам чужды не менее, чем рекламируемые массовым неоспиритуализмом экзотические культы. Более того: самые примитивные из этих культов - карго, мандинго, джунга (поклонение чужеземным изделиям, свободный секс, употребление любых алколоидов) - нам гораздо ближе принципиально непонятных церковных ритуалов. Мы успешно построили "первобытное общество", о котором нам твердили в школе. Давайте вспомним: советские историки, не учитывая ни антропологии, ни этнографии, придумали для архаического прошлого модель дикого, суеверного, голодного, катастрофического коллектива, живущего сиюминутными заботами в постоянном страхе перед нападением аналогичного коллектива. Общество сие отличает самодовольство, тупость, спровоцированная лихость. Виктор Красников:

Ах, что за зима, благодатное время!
Вороны жируют в полях...
возьму автомат, суну валенок в стремя
и рысью поеду на шлях;
Знакома мне с детства лихая забава:
привычно залязгал затвор...
А если кому наша жизнь не по нраву -
то будет и с ним разговор!

Упомянутая "симбиотическая связь" растворяется ледяным огнём Интеллекта, "ничто" преодолевается энергичным нигилизмом. Здесь не поможет присущий советской интеллигенции "комплекс эскапизма". В самолёте мы повернёмся спиной ко всем этим "валенкам", "автоматам" и "совковым мордам", но не встретят ли нас в джунглях и на Монмартре "...красивые морды, от которых тошнит на экране" (Вертинский)? Родная земля и разбухающая на ней оторопь - почвенность, патриотическая приверженность заведёт только туда...

Где из крепких шершавых досок
Для свиньи я построил загон,
Словно сочный арбузный кусок,
Разломлю я свой аккордеон.

...как сказано у Андрея Добрынина. Стихотворение, весьма вероятно, воспевает радостный единоличный труд, но лирического героя - "маэстро", легко уподобить и мудрому и весёлому вождю, что заботился об экономическом процветании вверенной его попечению плотской массы. Конец стихотворения предостерегающе философичен:

И теперь её трогать нельзя
И нельзя вообще побороть:
Из-под слипшейся шерсти сквозя,
Розовеет могучая плоть.
Я гляжу на неё дотемна,
И восторга озноб проберёт:
Зазевайся я только - она
И меня моментально сожрёт.

Свинья в метафизической роли "зубастой вагины" - народ, бесконечная вселенная, природа - всепоглощающее женское начало; "маэстро" - первобытный отец, заклинатель, мана-персона.

Итак, богоборчество с демиургом-узурпатором - цель, современному человеку совершенно недоступная. Ему, прежде всего, надо "родиться", то есть порвать симбиотические связи и стать автономным существом. Для этого необходимо победить "чёрную луну микрокосма", утратить "внутреннюю женщину", связанную с макрокосмической подлунностью. И здесь имеет смысл прекратить галоп по данному сборнику и остановиться перед рассказом "Курочка Ряба" Виталия Ахромовича. Этот очень оригинальный и глубокий писатель недавно умер - в безвестности, как и водится в России.

Этот интереснейший и необычный экскурс в чёрную магию основан на странных взаимодействиях трёх фольклорных персонажей - курочки Рябы, мышки и бабы-яги. Повествование развивается без всякой сказочной напевности, в современной лексике и вполне отчуждённом тоне. Героини воплощают (символизируют) три женских типа. Курочка Ряба отличается "...любопытством и неизбывным чувством своего невежества; желанием узнавать, узнавать, узнавать..." Мышка "...привыкла к единоборству и противостоянию". Про Бабу-Ягу, понятно, можно написать много диссертаций, а потому остановимся лишь на авторской трактовке: она - мастер Томления.

От старика - единственного мужского персонажа - казалось, следует ожидать интересных магических активаций... Но нет, он только игрушка и жертва женских сущностей: "Старик за последнее время совсем остервенел: он решительно приготовлялся стать отцом. Не унимаясь, он преследовал Курочку". Однозначное мужское желание приводит к растворению во втягивающей женской субстанции. "Ряба высиживала не простое яйцо, она высиживала как бы НЕБЫТИЕ хозяина... Магия Рябы направлялась, таким образом, на высиживание яви стариковского не-бытия." Почему так? Потому что старик, подобно всем мужчинам, жертва Томления. Баба-Яга следующим образом поясняет это понятие: "В детстве в ребёнке нет страха. Ни страха, ни Томления. И потому он практически всемогущ, но уже в подростковом возрасте начинает нарастать неведомое, небывалое... приходит Томление... И Томление забирает себе судьбу человека - это чудовищный процесс, превращающий человека в раба". Томление - ласковое, непреодолимое притяжение Бездны, беспощадной смерти. Когда мужчина интерпретирует Томление как жажду обладания той или иной ценностью - ему конец, так как мужчина должен отдавать, а не брать..." Сфера "обладания" - сугубо женская сфера и цель женской магии - в завоевании центра этой сферы. Потому-то Баба-Яга и названа в рассказе "мастером Томления". Жизнь мужчины - в Жизни, жизнь женщины - в Смерти. "Томление - это стремление тела к самоликвидации. НИЧТО - вот радость Его", - так поучает Баба-Яга мышку - молодую "эмансипантку". "Томление жаждет удовлетворения, но неудовлетворенное Томление рождает победу... Я умею выращивать Томление и пользоваться им". Уроки пошли мышке на пользу: "...бабуля научила меня загорать под луной и впитывать её холодную мудрость". Мышка рассказывает курочке Рябе о великой мистерии Луны и сокровенном танце ведьмы на лесной поляне в ночь полнолуния: "Она ввинчивалась в подернутую серебром тьму. И мне уже трудно было различить небольшое веретено где-то у вершин деревьев. И вдруг, словно порывом, веретено расплеснулось в нечто уже совершенно нечеловеческое, словно колеблемый ветром кусок ткани, качаясь и раскачиваясь, стал спускаться на землю". Мышка, посвящённая в мистерию луны, от периферии продвинулась к центру подлунности: "...со мной теперь ничего не будет случаться, но только происходить". После малой мистерии три "лунных дамы" смогли реализовать "чёрную магнезию" под солнцем андрогинного Люцифера-Иштар. Жизнь старика ушла в снесённое Рябой золотое яйцо. "Золотое курочкино яйцо закружилось, поплыло по столу и со стола вниз, об пол. Оно со звоном распалось на две половинки, а из разбитого яйца выпорхнула тень, устремившись к Рябе, коснулась её и растворилась в курочке. Ряба подхватила мышку и стрижом вылетела из избы".

Довольно аналогичный процесс описан в знаменитом гримуаре четырнадцатого века "Курица Гермогена". Если Виталий Ахромович не знал того компендиума чёрной магии, остаётся лишь удивляться его интуиции.

Прежде чем...

Прежде чем думать о боготворчестве, надо разрешить проблему нормального автогенного рождения. Для этого не стоит рассеиваться по тем или иным "эзотерическим" дисциплинам, к изучению коих столь усердно призывают пионеры современной гинекократической цивилизации. Недурно написал Андрей Дронов:

Охолопить Нирваной движенье к Свободе -
Значит сделаться тем, что не будет тобой.

Так можно сказать о всех конфессиях, особенно об авторитарно-монотеистических. Повторим: сквозь грязный туман рационалистской, позитивистской, гинекократической эпохи нельзя разглядеть традиционных основ иудаизма, христианства или ислама. Мы проецируем на эти религии нашу затравленность, наши страдания и неврозы. Повторим вслед за Владимиром Авдеевым, улыбнувшись его уитменовскому пафосу:

"...я язычник оглашенный, я все религии переживу,
я до Христа был и когда его забудут, буду.
Меня, беспечного, мой культ хранит дионисийский, он силы
мне даёт и волю, а всем святошам невдомёк, где силы те берутся..."

Ага, скажут, культ! Да. Дионисийский динамис сжигает фундаменты и пьедесталы, освобождает сокровенную гибкость индивидуального бытия.

В четвёртом веке этой эры император Юлиан свершил тавромахию: он смыл проклятие Крещения кровью жертвенного быка.

Богоборчество...

Нет смысла останавливаться на художественных качествах того или иного автора данного сборника по весьма важной причине: у нас нет более критериев для подобной оценки. Разумеется, можно отделить авторов талантливых от менее талантливых, - сравнивая... с кем? С поэтами начала века? Нелепое сравнение. После Французской революции буржуазная культура создавалась, в двадцатом веке эта культура уничтожалась. Во имя чего? Во имя новой молодой цивилизации? Нет. Потому что нет религиозно-философских предпосылок для создания такой цивилизации, непонятна даже роль человека в современном безвременье. Кто человек? Активизатор новой технологии или жертва автономных механических систем? Что такое искусство сейчас? Комбинаторская игра или предчувствие Зова? Эта антология имеет транзитный характер. К ней применимы слова Латреамона: "Поэзия делается всеми, а не кем-то одним".

2001, Евгений Головин