Mannerism

Любое пространство - земное, морское, воздушное суть лабиринт. В книге "Mundus subterraneus" ("Подземные миры" ) Атанасиус Кирхер начертил планы пещер и туннелей, выходящих в необозримые страны, озаренные Плутоном, Прозерпиной, Черным Павлином и другими звездами. В письме Филиппу Сиднею Джордано Бруно высказался о лаьиринте как о единственном методе познания: "Путешествие вокруг света не доказывает шаровидности земли, ибо нельзя ограничить живые элементы статичной схемой. Вернуться в исходный пункт всегла можно, что доказывают странствия в глухих лесах и лабиринтах." И далее: "Аналитическое познание любой вещи рассеивается в беспрерывной делимости. Атрибуты, акциденции умножаются, но пропадает идея вещи, ее quidditas. Искатель обречен блуждать в лабиринте."

В мифологическом плане лабиринт располагается между Ночью и Светом. Когда путник блуждает в темной степи, его следы образуют спираль, он всегда возвращается приблизительно в исходный пункт. После беспристрастного изучения, любой объект остается приблизительно таким же как при первой встрече, поскольку процесс наблюдения несколько его изменяет. Согласно Данте, "увиденный снег темнее, увиденная стрела летит медленней." Иное дело въедливое любопытство: "научная любознательность" рассекает объект на составляющие, в сущности, уничтожает.

Отсюда "онтология лжи" в маньеризме. Анонимное французское стихотворение семнадцатого века: "Вы приснились, мадам, и, не умирая от страсти, я любил вас во сне…Утром, не умирая от разочарования, я заметил ваше отсутствие…Какая истина сравнима с ложью! Ложь позволяет вкусить плод, не трогая цветка и плода." Стремление к "правде" это аналитический поиск "сущности" вещей и событий - отсюда современная мания "раскрытия секретов". Ложь, иллюзия это благоприятный климат развития объекта в воде, воздухе, огне, лунных и звездных пейзажах. ( на эту тему - замечательное эссе Оскара Уайльда "Упадок лжи" ) Пристальные глаза освещают объект инфернальной тьмой однозначности. Представим: пастух видит спящую на лугу нимфу и, завороженный, фиксирует взгляд. Продолжение следует …классическое продолжение. Джузеппе Унгаретти в стихотворении "Остров" решает аналогичную проблему в стиле анти-любопытной мимолетности. Пастух спускается к реке: в водовороте, в бешеных турбуленциях волн "вертикально спит нимфа, обнимая вяз."

Пастух уходит, набредает на опушку леса: "руки пастуха были стеклом, разглаженным вялой лихорадкой." Любая интерпретация здесь - контаминация и насилие. Можно только следить за эволюцией пастуха и нимфы в акватической среде воображения.

Автономное желание творит объект из специфического "ничто", из неведомой и бесконечной потенции. Таковой была для Малларме "белая страница". Ни вдохновения, ни темы, ни даже смутного намека. Творческий процесс сводится к напряженному ожиданию, единственный ориентир - форма, форма сонета в данном случае. Когда появляется первое слово, задача поэта - не препятствовать аналитическим размышлением рождению следующих слов. Так возникло стихотворение "Le vierge, le vivace et le bel aujourd"hui…". Переводить поэта, который "отдал инициативу словам", невозможно.Остается как-то передать интонацию, следуя нашей теме. В первой строфе вопрос "к нему": Девственный, энергичный, прекрасный, Сумеет ли он ударом пьяного крыла Разбить озеро забытья, где прозрачный лед Сковал никогда не реализованные полеты ? Речь идет о лебеде. В недвижности "стерильной зимы" единственное на весь сонет движение - лебедь знергичным поворотом шеи пытается нарушить "белую агонию". И всё. Лебедь застывает "в холодном сне презрения". Несколько эмоционально окрашенных слов дают возможность реминисценций касательно позиции поэта в сугубо антипоэтическую эпоху, но это, на наш взгляд, нежелательно - климат стихотворения слишком холоден для человеческих ситуаций. "Презрение" в коннотациях своих - отчуждение, концентрация, дистанция. И поворот шеи лебедя - последнее "прости" космическому элементу земля в его перфекции - "ледяном одиночестве".

* * *

1999, Евгений Головин