Франсуа Рабле: Алхимический вояж к Дионису

Здесь надо отметить важный момент: любое соотнесение и сравнение человеческой ситуации с жизнью металлов, минералов и растений легитимно только в случае безусловного признания их одушевленности. Каждый металл, каждый камень, каждое растение образованы из четырех элементов (земля, вода, воздух, огонь), и внутренний драматизм их бытия возбужден двумя принципами - сульфуром и Меркурием. (Во избежание лишней сложности мы не будем сейчас говорить о роли третьего принципа - sal, - введенного Парацельсом.) Эти "элементы" и эти "принципы" не поддаются никакому однозначному толкованию - каждый эрудит, философ⁶ или адепт часто интерпретировали их согласно собственному опыту и размышлению. В неоплатонической перспективе, принятой в европейской и арабской алхимии, благодаря сульфуру и меркурию осуществляется постепенное нисхождение формализующих эйдосов в материю, равно как очищение и сублимация материальных сущностей. Эти принципы действуют на каждой ступени бытия, в духовных или материальных структурах, в живой звезде или мертвом муравье. Сульфур проявляется "огненно", когда соединяет "горячее" и "сухое" в элемент "огня", Меркурий проявляется "акватически", сочетая "влажное" и "холодное" в элемент "воды". Поэтому сульфур в известном смысле и на определенной стадии характеризуется как "мужское начало", а Меркурий как "женское": сульфур возбуждает в телах и веществах энергию и колорит, Меркурий - гибкость, блеск и летучесть. В этом плане мужское и женское начала крайне антагонистичны - отсюда высокая трудность conjunction oppositorum парадоксального слияния "мужчины" и "женщины" на стадии "лунного андрогина". Разнообразных трудностей в алхимии хватает. Если обратиться к ситуации "элементов", проблема несколько изменится: Парацельс говорит о тяготении "мужской" воды к "женской" земле и о стремлении "женского" воздуха к "мужскому" огню. Если учесть одновременность и постоянство внутренних процессов и внешних воздействий, то понятно, что никакое логическое изложение не в силах адекватно отразить алхимический "opus magnum". Когда Пантагрюэль и его спутники приплыли в "королевство квинтэссенции", они были весьма удивлены, поскольку тамошние ученые не усматривали "...ничего невероятного в том, что два противоречивых суждения могут быть истинны по модусу, форме, фигуре, а также по времени. Между тем парижские софисты скорее перейдут в другую веру, чем признают это положение" (с. 595).

⁶ Так в средние века именовали алхимиков и герметиков. (в текст)

Во времена Рабле и для самого Рабле наука не являлась специальным занятием в специально отведенном помещении. Над такими занятиями, - например, над богословскими диспутами в Сорбонне - его герои зубоскалят очень охотно. Наука входила в жизнь как война, любовь, путешествия, и ее вокабуляр был пропитан инородными словами и выражениями. Только в новое время наука стала уделом "посвященных", в основном анонимных, только относительно недавно для научных теорий потребовались специальные знаковые системы, практически непереводимые на обычный язык. (Еще одна разновидность пародии в смысле Рене Генона). Но знание Рабле, в силу его централизации, может излагаться в любой фразеологии и комментироваться в любой знаковой системе без всякой нарочитой тенденции к зашифрованности. И занятие это, пребывающее в ассоциативном пространстве Афродиты, Дианы, Диониса, безусловно может быть отражено в эротическом или развлекательном повествовании. Комментарии к залихватским пассажам Рабле вызовет, вероятно, улыбку, но, по словам Ортеги-и-Гассета, "...понятие - обиходное или интеллектуальное - мертво, если его не озаряет искра альционического смеха". Упоминая о "главных женских приманках", Панург приходит к следующему выводу: "Вот из них-то и надо строить стены, сперва расставить эти приманки по всем правилам архитектурной симметрии, - какие побольше, те в самый низ, потом, слегка наклонно, средние, сверху самые маленькие, а затем прошпиговать все это наподобие остроконечных кнопок... теми затвердевшими шпажонками, что обитают в монастырских гульфиках. Какой же черт разрушит такие стены? Они крепче любого металла, им никакие удары не страшны" (с. 204). Такова андрогинная структура равновесия. Мужское начало отличает центробежность, женское - центростремительность. Под алхимическим равновесием имеется в виду стойкая сопротивляемость внешним воздействиям и независимость от них - это, в частности, признак благородства металла. Постоянная фаллическая активность, вызванная женской притягательностью и вызывающая оную, - необходимое условие гармонического единства. Достижение равновесия - одна из главных целей opus magnum - дает надежду на обретение "утраченного здоровья", и потому размышление о равновесии актуально на всех этапах работы, особенно при устройстве атанора - алхимической печи. Бернар Тревизан - французский алхимик пятнадцатого века - так пишет на эту тему: "Помни, атанор - главное в нашем произведении. Он должен выдерживать не только жару и холод, но и режим нашего огня. Пусть никакая сила не разъединит его составных частей, подобно тому как ничто не разорвет истинной любви"⁷. Не правда ли, есть известная аналогия с шуткой Панурга?

⁷ Bernardus Trevisanus. Von der Hermetischen Philosophia. Strassburg, 1586. S. 48. (в текст)

Выше мы говорили о необходимости признания одушевленности любых материальных явлений, так как без этого в алхимии вообще понять ничего нельзя и остается только причислить ее к истории науки или человеческих заблуждений. Степень жизненности человека определяет степень жизненности всего остального. Для мертвеющего мертвеет все. Только антропоцентрическая позиция стимулирует anima mundi, поскольку человек есть медиатор между небом и землей. Сейчас это понятно лишь в негативном смысле: если человек погибнет - погибнет все. Anima mundi можно интерпретировать как эманацию квинтэссенциального циклического динамизма, предохраняющего материальную композицию от сожжения, распыления, растворения, падения, иначе говоря, anima mundi способствует согласию в жизни четырех элементов. К тому изменяя натуральное движение каждого элемент⁸, она сообщает каждой композиции качественно иной кинетический характер. Мы употребляем слово "композиция", потому что в алхимии, как и вообще в допросветительской цивилизации, царило естественное "геоцентрическое" восприятие, где еще не были инструментально усилены и абстрагированы отдельные органы чувства: для сложного восприятия не может существовать "простых" явлений. Отсюда невозможность "объяснения снизу" и аналитического усилия по рассечению материи на элементы периодической таблицы, равно как невозможность познания в современном понимании. Более того, в средние века и еще в эпоху Рабле считали, что подобное "познание" ограничивает либо убивает человека. Если человек пребывает в центре, будучи медиатором, ему совершенно незачем что-либо "познавать", напротив, ему надо идти в неизвестное, дабы удивляться "чудным делам Господним", интенсифицировать, обогащать свое восприятие, а также избавляться от пагубной привычки находить в чем бы то ни было нечто "известное". Так путешествуют Пантагрюэль и его спутники и так они ведут себя, к примеру, на острове воинственных колбас. Мера неизвестного характеризует творческую энергию бытия и наблюдателя бытия. Неизвестное открывает изменение в пространственных и временных модусах явлений и ситуаций⁹. К неизвестному апеллирует Парацельс, высказывая такое соображение: "Это не благодаря глазу видит человек, но глаз видит благодаря человеку"¹⁰. Следовательно, чтобы вылечить глаз, надо сначала вылечить человека, вернуть "утраченное здоровье".

⁸ Имеется в виду аристотелевская концепция особого движения, присущего каждому элементу. (в текст)

⁹ Только после Декарта категории времени и пространства стали рассматриваться независимо от реальности вещей. (в текст)

¹⁰ Paracelsus. Op. cit. Bd.5 S. 16. (в текст)

Концепция микрокосма предполагает разветвленные скрытые взаимосвязи человека с окружающим миром: рациональное мышление либо не подозревает о них, либо вообще отрицает. Живая сила циклического течения anima mundi препятствует хаотической изолированности объектов и наделяет их разнообразной и поливалентной функциональностью соответственно структуре и композиции каждого. Невозможно изучать и математически определять подобную функциональность, действующую наяву и во сне, во времени и пространстве и вне оных. Надлежит фиксировать и запоминать различные действия, влияния и реминисценции растений, цветов, насекомых, камней, металлов, дабы использовать все это в целях медицинских, военных и честолюбивых. Эфир (квинтэссенция) посредством циклически-спирального движения anima mundi так или иначе, в большей или меньшей степени приобщает любой объект к единству и гармонии. Отсюда скрытые или едва ощутимые связи между манифестациями, состояниями и ситуациями, казалось бы, полярно различными. "Невозможно отыскать противоположности, - писал Николай Кузанский, - из которых одна по отношению к другой не была бы единством"¹¹.

¹¹ Кузанский Николай. Сочинения. №. 1979. T.I. С. 208. (в текст)

Таково обоснование натуральной магии, занимающей столь важную позицию в романе Рабле¹². Натуральная магия немыслима без убеждения в загадочной одушевленности каждой вещи. При должном внимании и политесе есть шанс как-то "понять" интенции, желания и возможности объекта. Неважно, почему именно аметист лечит от пьянства, чеснок противодействует магниту или почему лев боится белого петуха, главное - принять это к сведению для сложной ориентации в сложноодушевленном мире. Язык натуральной магии восходит к первичной простоте формирующего света и, учитывая эфирные, зодиакальные и планетарные влияния, отыскивая соответствия в геометрических фигурах, числах и алфавите, нисходит в запутанное многообразие качественной бесконечности минерального, растительного и животного царства. В наше время практически невозможно вникнуть в эту грандиозную систему действительных соответствий, в постоянно разрастающуюся символическую панораму всех областей бытия, где свое место имели или находили цветы, камни, деревья, звери и буквы. Знание ли это? Или просто дискретная и расплывчатая осведомленность о жизни цветов вне ботаники и эстетики, о жизни букв вне грамматики? Непонятность и неизвестность - условия магической напряженности бытия. Если сочетание линий, кристалл или заклинание не желают функционировать согласно рецепту книги по магии, тем лучше: они обладают иным, неведомым полем действия. И здесь интерпретация не есть "расшифровка", но расширение возможностей символа. Вот, к примеру, рассуждение о латинской букве "Н". Это - "дух", "универсальная душа вещей". По форме буквы "Н" средневековые строители создавали фасады соборов. Центр и сердце одной из монограмм Христа JHS - Jesus Homineum Salvator. Масонский знак двух колонн храма Соломона. Один из алхимических символов магнезии...¹³

¹² Подробно об этой проблеме: Masters С. M. Rabelasian Dialectik and the Plato-Hermetik Tradition. L, 1969. (в текст)

Продолжение...