(Продолжение)
Платон
считал эффект видения
результатом действия двух
лучей: одного — идущего от
зрачка к предмету, другого —
от предмета к зрачку. Когда
первый луч стал угасать, мир,
мало-помалу теряя игровую
изменчивость, застыл в
категоричности весьма
однозначной. Если
расположить органы чувств по
шкале элементов, получится
такая схема: зрение — эфир,
слух — огонь, обоняние—воздух,
вкус—вода, осязание — земля.
Эта схема должна быть, прежде
всего, подвижна, то есть: в
человеческой композиции
необходима некая активность
элементов. Только при таком
условии может возникнуть
живое, всякий раз
неожиданное окружение,
стремительностью своих
метаморфоз препятствующее
выводам и оценкам. Но это
легче сказать, чем сделать.
Мы, европейцы, воспитаны в
рациональных законах бытия,
мир для нас — нечто
структурно одинаковое. Мы
убеждены, что звук
распространяется воздушно-волнообразно,
и что об одуванчик
порезаться нельзя. Люди
искусства не являются
исключением. Спасая
качественные оттенки
восприятия, они оставляют
незыблемой крайне спорную
общую основу.
И
здесь распознается нерв
новаторского порыва Рембо.
Он хочет уяснить, что такое
поэт и почему он, Рембо, “хочет
быть поэтом”. Он начинает с
“предварительного изучения”,
с “длительного, глобального
и продуманного освобождения
всех чувств”. Надо
децентрализовать
мировоззрение, извратить
христианскую “душу”, “похоронить
древо добра и зла”, смыть
дихотомию крещения кровью
жертвенного быка. И тогда
родится движение, брожение
сперматического логоса,
ничем не спровоцированное “опьянение”,
способное разорвать
рациональные пути
восприятия. Это — бунт
против земной тягости,
вызванный пробуждением
квинтэссенциальной монады.
Подобный разрыв должен быть
безогляден и беспощаден, ибо
дихотомия добра и зла,
развитие и упадка, симметрии
и асимметрии, жизни и смерти,
пронизала всю человеческую
рецепцию. “Освобождение
чувств” не ограничивается
расширением традиционной
эстетики вводом компонентов
отвратительного и
вульгарного, это —
оперативная сублимация,
обусловленная герметическим
“предварительным изучением”.
Стихийный, по видимости,
процесс обоснован “методом”,
о котором протагонист только
догадывается. Любая внешняя
ось в данной конкретности
мира уже таковой не является
— отсюда стремление к
собственной оси. По
сначала надо избавиться от
наследственных и
общественных законов
восприятия, от канонов
нравственного и
безнравственного,
прекрасного и уродливого.
Это избавление отмечено у
Рембо драстической
образностью (“лилии —
клистиры экстаза”, “сопли
лазури”) и крайней
диссонантностью:
Trouve, aux abords de Bois,
qui dort,
Les fleurs, pareilles a
des mufles,
D'ou bavent des pommades d'or
Sur les cheveux sombres
des Buffles!
Найди в
преддверии спящего леса
Цветы,
подобные мордам
Откуда
сочится золотая помада
На зловещие
волосы буйволов!
"Что говорят
поэту касательно цветов”
Можно
возразить: причем здесь иная
структура восприятия? Это
юношеский вызов эстетике
Парнаса, широкое понимание
метафоры. Справедливо.
Однако такое понимание уже
предполагает волю к
трансформации, предчувствие
активизации внутреннего
зрения. Метафора есть
динамическая проявленность
фантазии — принципа и
условия восприятия. Пусть
она выражается потоком
несуразных видений, миражей,
делиров. Чем скорей растают
“точки опоры”, тем лучше. “Метод”
фантазии, опьянения, чистой
беспредметной любви ведет в
атмосферу странной, более
или менее циклической
системы эфирного тела,
организованного дионом,
философским золотом.
Устойчивая
склонность к такого рода
идеям означает веру в
магическое знание далекого
прошлого и отрицание стези
предшественников
непосредственных. Они,
создавшие современное
наполнение пространственно-временного
континуума, утратили
фаллицизм (эротически-интеллектуальную
энергию, алхимический "белый
сульфур”) и превратились в “рабов
рабыни” (Бодлер), в подданных
земной материи вообще и
земной женщины, в частности.
Земная женщина, равным
образом, утратила небесную
ктеис (гармонически
организующую озаренность,
алхимический argentum vivum). Она
перестала быть мужчине
матерью, женой, сестрой (Исида
— Осирис) и превратилась в
зловещий сексуальный фантом,
в прагматическую химеру. “Ад
женщин там, внизу” (Une saison en
enfer). Но, для реализации
алхимического ребиса,
мужчине — разъятому,
рассеченному, распыленному
— необходимо найти,
магнетически привлечь
небесное, концентрирующее
женское начало, “нашу Диану"
или, согласно Рембо, “нашу
мать Красоту”.
Снег.
Вздымается высокая Сущность
Красоты. Свист смерти. В
кругах глухо рокочущей
музыки расцветает и
вибрирует словно спектр (призрак)
это пленительное тело.
Багряные и черные раны
вспыхивают в ослепительной
этой плоти. Живые колориты
пересекаются, танцуют,
расширяются вокруг Видения
на месте создания. Вибрации
возбуждаются, вздымаются,
неистовость этих эффектов
смешивается с гибельным
свистом и хриплой музыкой,
которые мир, далеко позади
нас, обрушивает на мать, нашу
мать Красоту, — она
отступает, она разрастается.
О!
Наши кости в одеянии нового
тела любви...
"Les Illuminations. Being
beauteous”
Совершенно
ясно, что здесь нечего и
думать о каких-либо
рациональных объяснениях.
Очевидно следующее: это не
поэзия “воображения”,
комбинаций оригинальных
впечатлений от довольно
стабильной действительности,
это — опыт фантастической
трансформации восприятия в
неоплатоническом смысле
9.
Герметическая
интерпретация — смутное и
сложное отражение
энигматического текста.
Что
происходит в поэме?
Фаллическое рождение
экстатического женского
силуэта, вызванное
активностью сперматического
логоса. Авиценна так
поясняет ситуацию: “Когда
мужская сипа вздымает
стебель, одновременно сжигая
корни, и стебель доходит до
срединного положения между
небом и землей, наша белая
лилия просыпается и
раскрывается”
10.
Надо сказать
несколько слов о “мужской
сипе”, дабы избежать
двусмысленности. Обычный
пенис пассивен и, словно
компасная стрелка,
притягивается женской
плотью. Имеется в виду
солнечная фаллическая ось
эфирного тела (охемы),
которая только в очень
редких случаях проходит
через тело физическое.
Поэтому говорить о сходстве
неоплатонической алхимии с
кундалини-йогой или
даосизмом следует весьма
осторожно.
9
Касательно знаний и эрудиции
Рембо лучше всего
прислушаться к его
собственным словам: “В одном
старом парижском закоулке
меня учили классическим
наукам. В одном великолепном
жилище в восточном стиле я
совершал великую работу в
роскошном уединении” (Les
Illuminations, Vies).
(в текст)
10
Turba Philosophorum, Hamburg, 1712, S. 440.
(в текст)
Ураническая
сперма предназначена для
рождения лунного женского
тела в композиции андрогина.
"Стебель”, пробив земную
плотность, достигает сферы
лунного холода (белой
магнезии). Огненно
поляризованная сперма
превращается в снег, а затем
в кристаллические листья (terra
foliata). В страстной борьбе огня
и льда возникает зловещая
фигура мертвенно белой
женщины (нашей Дианы). Это
крайне опасный момент: если
процесс прекратится за
отсутствием дионисийского
огня, оператора ждет судьба
Актеона. Если же процесс
будет продолжен, “наша Диана”
обретет жизненный колорит и
раскроется для
алхимического коитуса (mysterium
conjunctionis): дионисийский огонь
соединится с “молоком девы”.
Продолжение...
|