Черные птицы Густава Майринка

Уничтожение души - главная и необычайно реальная опасность, потому что душа отнюдь не бессмертна. Процесс посвящения - философского отделения души от тела - представляет неслыханную трудность, жизнь души, связанной с телом непонятно и дисгармонически, исполнена крайнего риска. Именно потому, что субстанция души лишена формальной свободы, человек не может сказать о себе словами Леонардо да Винчи: "Если не имеешь того, что желаешь, желай то, что имеешь". Когда желание спровоцировано магнетизмом какой-либо сущности, какого-либо объекта, человек начинает жить в режиме фатальной зависимости, в режиме хаотических змеиных переплетений и становится легкой добычей вампиров, гулов и дочерей Лилит. При бесконечном удовлетворении спровоцированных желаний солнечная пневма исчезает безвозвратно, а так называемый "индивид" превращается в сколь угодно делимую однородную массу, в материал для экспериментов Дараша-Кога или доктора Кассеканари. Черная дыра, математическое Ничто есть в буквальном смысле horror vacui - ужас пустоты, который неумолимо терзает современного человека отсутствием... провокационных стимуляторов, способных рассеять комплекс неполноценности и возбудить реактивность его жалкого центробежного модуса. Если у современного человека и возникает нормальное, реальное, эгоистическое желание, он старается забыть о нем или вытеснить в сферу бессознательного. Но эгоистическое желание - это крик больной души, и напрасно пытаются заглушить его громкой музыкой, пьяным разговором или теплотой пленительного тела. Когда кончается искусственное забытье, рождается стремление убить себя и других, мрачная агрессивность, которая, согласно Эриху Фромму, разнообразна, многолика и может называть себя любым приятным именем: патриотизмом, любовью к животным, творческим поиском, борьбой за счастье ближнего. Но эта агрессивность только маска панического ужаса и судороги асфиксии Пьеро, запертого персидским сатаной Дарашем-Когом в огромную герметически завинченную бутылку. Сатана есть принцип бесконечной делимости и детерминации. Разрушая мир божий, он стремится сконструировать все новые и новые неопределенные конгломераты призрачных пространств. Одно из его имен - Saturn Sector - "Сатурн Убийца". В ритуале черной мессы каноник на обнаженных женских ягодицах пишет кровью его другое имя - Сот Сирх, что является отражением, палиндромом имени Спасителя. Фабр д'Оливе, исходя из каббалистической темурии, считает satanatos отражением греческого слова atanatos - бессмертный - и трактует "сатанатос" как "змеиную бездну" (Fabre d'Olivet. Vers d'or de Pyphagore, 1806). Густав Майринк- виртуоз колоритных фонем и говорящих имен - постоянно экспериментирует с палиндромом и анаграммой, дабы иллюстрировать одно из своих главных положений: современные научные тенденции, равно как и современный оккультизм, только извращение, искажение, пародия на традицию, религию и "веселую науку". К примеру, Дараш-Ког только пародия на имя шейха суфийского ордена Кадирия Хока эль Шерада - так считает Рэмон Абеллио, ссылаясь на работу Титуса Буркхардта (Burkchardt, Titus. Introduction aux doctrines esoteriques de Islam, 1955). Точно так же "Кассеканари" - палиндром имени последнего исторически известного гроссмейстера ордена "Азиатских братьев" Иранака Эссака (Alexandre von Bernus. Asiatische Bruders und Alchemie, 1949).

Беспощадная ирония и не знающий снисхождения юмор Густава Майринка по отношению к офицерам и врачам вполне объясним: как иначе можно относиться к воителям-героям и мистагогам мудрого кентавра Хирона, превратившимся в профессиональных убийц и агентов смерти? Эти люди конкретизируют тенденции универсальной пародии и мрачной агрессивности современной человеческой психики. Атом - изначальный принцип целостности организма - ныне обозначает делимость до бесконечности, ураном назван один из лучших катализаторов распада субстанции души. Офицерское ханжество доходит до того, что эти люди объявляют себя "поборниками мирных решений конфликтов", а врачи проводят свои чудовищные вивисекции в атмосфере омерзительной "гуманности". Любопытный факт: их пристрастие к женскому полу не имеет границ и они бы с удовольствием постоянно занимались "обольщением", но увы - женщинам не надо учиться дисциплине и медицине, женщина - воплощение капризной учености.

Неудовлетворенность спровоцированных желаний полностью разрушает и без того дисгармоничную психосоматику. Люди в частности и мир вообще воспринимаются как нечто изначально враждебное и болезненное, требующее лечения, покорения, уничтожения ради светлого будущего здоровых, стерильных, живых автоматов, подчиняющихся дисциплине математического "Ничто" - ведь помноженные минусы обязаны выдать положительный результат. В романе "Вальпургиева ночь" сей процесс формулируется следующим образом: "Такие минусовые знаки, скопившиеся в течение многих лет, действуют как всасывающий вакуум в сферах невидимого. Потом этот вакуум вызывает кровожадный садистический знак плюс - смерч демонов, использующих человеческий мозг для войн, смертей и убийств..." Расширение "черной дыры" и есть начало космической Вальпургиевой ночи, когда "высшее становится низшим, а низшее высшим", когда мужчина становится женщиной, а женщина мужчиной, когда ритмическая пульсация солнечной пневмы превращается в "раз... два... три... четыре..." искусственно оживленной головы из рассказа "Экспонат". В такой ситуации солнце-сердце устраняется руками талантливых хирургов, заменяется часовым механизмом, и наконец появляется Он - часовых дел маэстро, Сатурн Сектор, вопрос, не требующий ответа. Стефан Грабинский - польский мастер черно-фантастической беллетристики - так излагает вопрос-ответ: "Не деформировал ли он чудо бесконечности в угоду математической абстракции, не рассек ли плавную, неразделимую волну жизни на безликие мертвые отрезки?" ("Сатурнин Сектор").

Плавная волна жизни, рождающая полет, поднимающая птиц! Нежное и голубое молоко девы (Василид Валентин), снежная пена мгновения. "Время вырастает из мгновения, как полет птицы вырастает из робких, медленных и затем все более уверенных взмахов крыл",- сказал старый барон, герой "Белого доминиканца". Значит, надо жить мгновением, а не секундой, потому что "каждая секунда - это второй момент" (Новалис). Но мы живем в бескрылое время и ступаем, крадучись, в черном "пространстве без птиц" (Рембо), опутанные сатанинскими орхидеями, завороженные свинцовым стуком монет, которые катятся в черную дыру.

В рассказе "Растения доктора Синдереллы" египтолог, размышляя над таинственным значением бронзовой статуэтки, найденной им в Фивах, приходит к неожиданному выводу: если человек ничего не понимает, ему надо просто закрыть глаза, поднять руки и, подражая позе статуэтки, вызвать в сознании параноическую (от слова "para noya", т. е. "через разум") ситуацию бытия. Герой не подозревает, что имеет дело с бронзовой фигурой, изображающей древнеегипетскую царицу Каромама, которая ввела культ черной Хатор, "перевернувшей небо и создавшей религию черной земли" (Kircher A. Sphynks ehyptae, 1671). Авантюра неофита кончается знакомством с подземной лабораторией доктора Синдереллы. Вот куда ведет "мрачный путь надежды" - путь имитации. Густав Майринк, в сущности, предупреждает нас, что думать надо не только головой, но, так сказать, всем телом, и прежде всего ногами. Если бы у неофита были умные ноги, они бы не ступили на столь опасную дорогу. Но "ум тела" предполагает "свободное дыхание костей", как писал М. Элиаде в работе "Кузнецы и алхимики". И только когда человек дышит всем телом, он начинает думать всем телом, а не только головой. И тогда начинается освобождение от змеиных мыслей, которые могу привести только... в кошмарный сад доктора Синдереллы, которого в принципе не существует, так как сей ученый - только фантом абстрактного мышления, отравленного черной Хатор, а его растения и его оранжерея - плоды больного воображения египтолога. Алхимия знает подобные сады и леса, где "...растения и деревья разрывают труп на много частей, дабы оставить Сатурну скелет. Потому и видны вьющиеся по стволу волосы, руки и ноги, превращенные в корявые сучья. Сотни мертвых глаз наблюдают за путником. Философы советуют держать в ладони янтарный крест" (Henckel I. F. Flora saturnizans, 1722). Янтарный крест философы вообще советуют носить с собой всегда, поскольку он предохраняет от вредного влияния Луны-Лунуса.

Великий немецкий поэт-экспрессионист Георг Гейм ничего не написал о вальпургиевой ночи, однако его стихотворения, посвященные Луне, точнее говоря, Лунусу (по-немецки луна мужского рода - der Mond), могут многому научить любого неофита. Лунус и есть главный врач, который проводит свои операции над людьми спящими. "Ледяной Лунус, словно опытный врач, глубоко вонзает скальпель в глубину их крови" ("Спящие"). И в другом стихотворении читаем: "Лунус обнимает их паучьей лапой... И губы сомнамбул снежно белеют от его поцелуя... Они танцуют... они содрогаются... Когда лунный поцелуй вздымает их мертвую кровь".

И тогда "они" превращаются в "лунных Пьеро", запертых в бутылке, в сумасшедших королей мира, в мертвые зеркала, в посвященных ордена "Азиатских братьев", головы которых "альбиносы" заключают в гипсовую скорлупу, которую не разгрызть даже щелкунчику. Кстати говоря, в рассказе "Альбинос" Густав Майринк разбирает одну из центральных онтологических проблем эзотеризма - так называемый "кальциноз", или "гипсование", черепа. Процесс затвердевания черепной коробки препятствует "дыханию костей", а также насыщению крови солнечной пневмой. Этот микрокосмический процесс соответствует макрокосмическому "гипсованию неба" (Рене Генон, "Царство количества и знаки времени"). В последнем случае имеется в виду практически полная непроницаемость неба для благотворного влияния божества. Таким образом, человечество отдано во власть инфернальной стихии сатанизма и "белых негров", о которых швейцарский путешественник Арман Гатти написал любопытный очерк в книге "Сангома", где изобразил неких "мулаху", обитающих в окрестностях гор Рувензори. Африканские колдуны, полагает Гатти, отдают пойманных белых женщин во власть обезьян-антропоидов, и "дети", рождающиеся от этого чудовищного соития, есть воплощение кровавого кошмара. Все это происходит с благословения бога Оби, упомянутого Майринком в рассказе "Мозг" (Gatty A. Sangoma, 1960). Появление "альбиноса" - белого негра - знаменует трагический конец рыцарского ордена "Азиатские братья", основанного в 1147 году Теофрастом де Монт-Олимпом. Когда в 1310 году был разгромлен орден тамплиеров, его восточные прецептории стали местом обитания "Азиатских братьев". Рассказ Густава Майринка - еще одна зловещая пародия на посвящение, а также интересный документ касательно судьбы "запечатанного письма из Праги", которое маркиз Франсуа де Монтрезор - гроссмейстер ордена (конец XVI - начало XVII в.) - перед заточением в тюрьму послал своему брату в Прагу с наказом ни в коем случае и никогда оное письмо не распечатывать. Остается только гадать, знал ли Густав Майринк о том, что письмо кто-то распечатал, или все это лишь художественная фикция?

Почему же Тадеуш Флугбайль попал под колеса? И почему Отакар так и не стал "королем храма", то есть владыкой мира? И почему Поликсена, чье имя означает "многочуждая", "чужая", так и не стала его истинной супругой? Эти и прочие вопросы лучше всего задавать актеру Зрцадло - мертвому зеркалу, которое в отличие от живого никогда не говорит, а есть по сути своей так называемый "осколок молчания в геологии тьмы" (Ф. Ницше, "Веселая наука"). Пингвины, как известно, умеют отлично плавать, но с полетом у них, мягко говоря, плоховато. У пингвина Тадеуша Флугбайля был шанс научиться летать, и шанс недурной: имеется в виду его беседа в "Зеленой лягушке" в приятной компании Манджу. Маленький зашифрованный секрет Густава Майринка: речь идет о Матджопо - его друге-ориенталисте Альбере де Пувурвилле. Здесь очень талантливое беллетристическое толкование некоторых пассажей из книги Матджпои "Метафизический путь" (Matgioi. La voie metaphysique, 1924). И Пингвин слушает и не верит чудовищным россказням Зрцадло, хотя Маньчжоу спокойно излагает "Песнь соловья" - стихотворение Джелалэддина Руми. Лейб-медик абсолютно слышит песню, но, так сказать, не видит ее, потому что "глазами слушать - тонкий дар любви".

Странные, очень странные фигуры: графиня, Поликсена, Отакар - шут гороховый, "бобовый король" сумасшедшего мира, в котором живут креатуры, называющие себя коротко "мы". Они безнадежны и потому не знают, что "вальпургиева ночь" переводится как "великая ночь очищения".

Мертвые белые птицы из романа Эдгара По "Приключения Артура Гордона Пима" летят к Южному полюсу, где восстает Белая Женщина, или абсолютная смерть. В рассказе Густава Майринка "Человек на бутылке" также рождаются птицы: "Черные птицы ужаса, правя свой полет бесшумными взмахами крыльев, пересекали праздничный зал - гигантские и невидимые". Они летят на север, дабы растерзать Гарфанга - эмблему Гипербореи. Таков закон черной фантастики.

Наша задача в жизни - понять язык птиц Густава Майринка. Первое слово в этом языке - АМЭЛЭН, что в переводе означает: любите луну.

1999, Евгений Головин