(Продолжение)
Проследим далее развитие христоцентрической мысли Бёме. За
сотворением Евы и грехопадением последовали постепенное отделение
неба от земли, творческой мысли от одушевлённой материи, общая
инволюция природы, обусловленная сатанинской амбивалентностью:
"Перед падением в парадизе расцветали все деревья и приносили добрые
плоды. Но когда земля была проклята, плоды разделились на добрые и
злые. Прежде смерть и гниение гнездились в одном дереве - древе
добра и зла, потом расползлись повсюду"9.
Итак, благодаря более гармонической организации Ева приблизилась
к центру подлунного мира и явилась "матерью всего живого". Адам, как
средоточие мужского принципа, с каждым поколением терял свои
креативные и магические возможности, его "огонь" остывал, его
"сыновняя" зависимость всё усиливалась. Если Ева опускалась в
материальную сферу, так сказать, спиралевидно, то Адам -
вертикально. Символ Евы - круг без центральной точки (круг с точкой
- символ андрогина), символ Адама - крест, где горизонталь
обозначает уровень манифестации.
Каковы последствия сепарации от сперматического логоса, "небесной
кастрации" Адама? Он потерял способность творческой материализации
своих внутренних эйдетических форм, его "фантазия" - средоточие
креативной энергии, - превратилась в простое "воображение". Как это
понять? Ранее (после изгнания из рая до рождения первых детей) его
фантазия существенно влияла на окружающие объекты, затем эти объекты
стали отражаться в зеркале воображения. "Существенно влиять"
означает жить в живом мире, понимать душу и язык минералов,
растений, зверей и, вступая с ними в магический контакт, сохранять
органическую связь бытия. Но за сепарацией от сперматического логоса
последовала сепарация души от сердца, а сердца от мозга и гениталий. "Свет души соединялся с огнём в крови сердца, и когда свет
разлучился с огнём, тело осталось беззащитным"10. Это значит:
сердце продолжало питать кровью организм, но прекратило его
"освещать". Представим, что солнце лишь согревает землю, но не
озаряет. Это значит: в системе микрокосма мозг перестал озаряться
светом сердца (интеллектуальной интуицией) и принялся впитывать
отражения внешнего мира.
Человек медленно и верно втянулся в окружающее, корректируя свои
мысли и чувства в зависимости от акций и реакций окружения. Он
постепенно стал привыкать к чуждости реального, к невозможности
изменить положение дел: камень твёрд, тигр свиреп, белена ядовита -
необходимо считаться со всем этим.
Солнечный свет стал проникать опосредованно, в интерпретации
луны. Это привело к пагубным последствиям: полной или частичной
утрате интеллектуальной эрудиции, полной или частичной утрате
свободы выбора. Результат: подмена активного, живого восприятия
пассивным, всё более тяготеющим к массовой однородности, разрыв
единства интеллектуально-эмоциональной сферы. Вот что писал алхимик
Иоахим Полеман (XVII в.): "Субстанция лунного неба, обволакивающая
землю, пориста, податлива, беременеет при любом прикосновении и
порождает призрачные силуэты и очертания вещей. Это в точности
субстанция нашего мозга"11.
В комментариях талмудистов ситуация Адама (не падающего ангела
мистицизма, но сотворённого человека) тоже довольно безрадостна.
Вкусив плода, неловкий Адам проглотил зерно, которое выросло пенисом
- "аггелом сатаны". С тех пор "аггел избивает его кулаками" и только
женщине дана власть укрощения. Бахья бен Иосиф (XI в.) говорит
следующее: "Не слушайте гоимов необрезанных, женщина - величайшее
творение Божие. Творец создал её с любовью в день отдохновения. Без
женщины что было бы с мужчинами, кои носят на теле аггела сатаны!"12. Здесь таится один из аргументов ритуала обрезания - когда-то
ритуал свершался весьма сложно при своеобразном толковании
библейской фразы касательно "поражения главы змия семенем жены". Талмудисты, караиты, каббалисты, при всей разности прочтения
пятикнижия, сходятся в признании кардинальной роли женского начала13. Здесь одно из серьёзных отличий иудаизма от христианства.
Христиане относятся к женскому полу нервно и недоверчиво. Они
склонны обвинять женщину в катастрофе грехопадения и в более чем
теплых отношениях с дьяволом, - инквизиция - веское тому
доказательство.
Женщина действительно благо одарена природой и на многое
способна, хотя в результате общей инволюции растеряла свои
преимущества. Последнее относится, в основном, к женщинам
цивилизованным. О женщинах примитивных народов этнографы
порассказали массу удивительного - только в мифах и сказках можно
подобное разыскать. Женщины африканских племён сатойо и короманти, к
примеру, беременеют, когда хотят, причём не только от мужчин, но от
змей, зверей, лесных и речных духов, от культового деревянного
фаллоса, от подруги-лесбиянки, так как, натертый травой "дукаму",
клитор превращается в пенис...14. Такого рода явления этнографы,
в частности Бронислав Малиновский и Мирча Элиаде, объясняют так: в
женской субстанции скрыт активный центростремительный огонь,
притягивающий не только мужчин, но и любые природные объекты, в том
числе и потусторонние сущности. Женщина способна магически управлять
интенсивностью этого огня. Мужчина (обычный, постоянно
растрачивающий свой "центробежный" огонь) в эротической женской
области только возбудитель внутренней динамики, подобно плугу для
земли, причём возбудитель пассивный, спровоцированный женским
притяжением. "Центростремительный" огонь скрыт во многих минералах и
деревьях. Коитус аналогичен извлечению огня трением двух кусков
дерева, причём огонь вспыхивает в "женском" дереве15.
В судебных отчётах инквизиторских трибуналов и в книгах по
демонологии описывается много схожих случаев - авторы, конечно,
относят всё это на счёт "дьявольских чудес", а не изначального
женского могущества, о чём свидетельствует тон изложения: "Мы
видели, как у младенца, сосущего грудь, увеличивалась его крохотная
мужская плоть. У девушки, просидевшей более года в одиноком
застенке, родился мохнатый козлоногий ребенок. Мы видели, как в
полнолуние дети и старики стояли на коленях у дверей молодой ведьмы,
домогаясь её нечистых объятий, и умирали от мучительного вожделения"16.
Значит ли это, что мужчина - раб, игрушка, инструмент в знающих
женских руках? Очевидно, так, даже если мужчина - Дон Жуан или
агрессивный отец первобытного племени, как полагает Эрих Нойманн,
последователь Юнга, в работе "История происхождения сознания". Этот
момент распознаётся в женском подсознании, что доказывают
сочинения современных феминисток: "Любая патриархальная идеология
ставит законы природы с ног на голову. О солнечном герое остались
только легенды. У обычного мужчины нет самостоятельного
существования, он - инструмент великой матери, фрагмент женщины, как
месяц новолуния или ущерба - фрагмент луны"17.
Если убрать нарочитый эпатаж, в процитированном отрывке просто
утверждается идея натурального "сыновства" - не женщина от мужчины,
но мужчина от женщины, лунус от луны. В иудейском варианте, где
подчеркивается трансцендентность Творца по отношению к современному
миру, падение Адама обрекло мужчину на подневольность в замкнутой
подлунной природе. Иудеи, вообще говоря, не столь катастрофически
переживают грехопадение и склонны винить не праматерь Еву, но
кровожадную и демоническую Лилит, да и то концепция последней
относится скорее, к еврейскому мистицизму.
Идея автономного мужского начала имеет смысл только в религиозных
и мистических доктринах, отрицающих "смерть" и "ничто" и трактующих
человеческую жизнь либо как подготовку к жизни высшей, либо как
несколько шагов на пути естественных или искусственных
трансформаций. В этом плане мужчина - герой и его первая проблема -
преодолеть гибельное притяжение гинекократического мира, которому он
мешает, которому он попросту ненавистен. Готфрид Бенн писал в эссе
"Паллада": "Представители умирающего пола, пригодные лишь в качестве
сооткрывателей дверей рождения... Они пытаются завоевать автономию
своими системами, негативными или противоречивыми иллюзиями - все
эти ламы, будды, божественные короли, святые и спасители, которые в
реальности не спасли никого и ничего, все эти трагические, одинокие
мужчины, чуждые вещественности, глухие к тайному зову матери-земли,
угрюмые путники... В социально высоко организованном государстве, в
государстве жесткокрылых, где всё нормально кончается спариванием,
их ненавидят и терпят только до поры до времени"18.
Но этих "трагических, одиноких мужчин", утверждающих
сверхбытийную автономию, становится всё меньше - ненавидящий
сострадание Ницше сам вызывал сострадание, а современный "всемирный
успех" обеспечили ему "последние люди", коих он столь презирал.
И если манифестированный мир, по мнению Бёме, явился неким
"тормозом", то постепенное вырождение мужчины в "свирепую обезьяну"
или демона совпадает именно с постепенным уничтожением этого мира -
что такое современная технология, как не демония, что такое
экологическое бедствие, как не распад когда-то герметичного
мироздания. Всё происходит так, словно теофании Христа никогда и не
случалось.
* * *
Вернее сказать, теофания этого загадочного бога была
разрекламирована в целях, совершенно непонятных сейчас. Здесь
непонятно всё: Евангелья, признанные или апокрифические,
христианский гнозис, связь Нового и Ветхого Завета. Тематический
диапазон Христа настолько широк, что кажется, будто в нём собраны
качества и функции самых разных божеств - от жертвенных богов
плодородия до греческих и малоазиатских архонтов, эонов,
космократоров. К тому же это Бог любви и милосердия, но... не мир,
но меч... Фома Аквинский поясняет: "не мир" следует понимать как
отрицание "покоя", "меч" - как путь по лезвию в царствие небесное.
Возможно. Однако существует масса иных толкований, ибо каждая вечная
книга имеет, безусловно, много уровней понимания. И всё же для
религиозного документа уровень простого понимания необходим. И здесь
дела обстоят не блестяще: Евангелье ни в коем случае нельзя
расценивать как духовно-этический путеводитель, нельзя "жить по
Евангелью", даже если и так и сяк пытаться адаптировать евангельские
афоризмы и притчи к повседневной жизни. Собственно говоря, такой
задачи и не ставилось - царство моё не от мира сего... Гораздо лучше
к повседневности применимы ветхозаветные заповеди, но...
Продолжение...
|