Интродукция
От "века просвещения" и до наших дней принято расценивать
алхимию как примитивную форму современной химии. Вот почему большинство
эрудитов вычитывают в ее литературе только описания первых этапов позднейших химических открытий. И вправду встречаются там изложения тех или иных химических экспериментов, касающихся металлов, красок, стекла, экспериментов, иногда осуществимых с помощью современной технологии. Однако алхимия в чистом смысле - "великий магистерий" герметических авторов - явление совсем другого плана: несмотря на выражение из области металлургии, коим эти авторы отдают предпочтение, натура операций совершенно иная, нежели в химии. С точки зрения современной науки, операции эти или процессы не просто ошибочны: они откровенно абсурдны. Полагают, что неутомимая жажда золота погружала алхимиков - прилежных ювелиров, мастеров по изготовлению красок и стекол и вообще людей разумных - в химерические рамки, где фантасмагории расплывались в наивном эмпиризме.
Если бы дело обстояло так, алхимическое произведение каждый раз было бы
импровизацией. Ничего подобного нет: магитерий обнаруживает безусловный
принцип единства, далекий от неопределенности авантюры, обладает параметрами "искусства" - доктриной и методом, которые передаются от учителя к ученику, и общий характер коих, сколь возможно судить по символическим описаниям, приблизительно один и тот же, как в античности, так и новое время, как на Западе, так и на Дальнем Востоке. Чтобы знание, откровенно абсурдное, несмотря на бесчисленные разочарования и провалы, удержалось с такой настойчивостью и верностью в цивилизациях столь различных - сей невероятный факт, похоже, никого не удивляет. Либо алхимики в страстных самообольщениях культивировали миф, разоблаченный природы тысячу раз, либо их эксперимент рассматривался на другом плане реальности, неведомом современной эмпирической науке. Говоря логически, две альтернативы не имеют шанса одновременного пребывания. Однако и для современной "глубинной психологии" - она ищет в алхимическом символизме доказательства своей тезы о "коллективном бессознательном". Согласно данной тезе, алхимик проецирует на свой поиск, весьма сомнамбулический, энергии собственной души, до этого ему неизвестные, и, не отдавая в том отчета, устанавливает нечто вроде связи между своим обычным поверхностным сознанием и латентными потенциями "коллективного
бессознательного". Подобная "связь" сознательного и бессознательного
пробуждает внутренний эксперимент - алхимик субъективно трактует оный как
процесс достижения желательного магистерия. Этот взгляд на вещи равным
образом предполагает, что начальная интенция алхимика - фабрикация золота.
Алхимик рассматривается как пленник, захваченный обманутый собственной
и имагинативной "проекцией", думающий и функционирующий на манер
сомнамбулы. Объяснение соблазнительное, приближающееся к истине для того,
чтобы радикально от нее удалиться. Действительно, духовная реальность,
которая открывается в алхимическом произведении, довольно-таки бессознательна для неофита. Это реальность, глубоко затаенная в душе. Однако нельзя смешивать "тайную глубину" с хаосом "коллективного бессознательного", даже если признать за этой более чем эластичной концепцией какую-либо ценность.
Алхимический "фонтан юности" не вырывается из темной психической
бездны, а течет из источника любой вневременной истины. Фонтан скрыт от
алхимика в начале "действа", поскольку находится не под феноменами
ординарного сознания, но над ними, на уровне крайне высоком.
Гипотеза психологов рассеивается в ясном понимании: настоящие алхимики
никогда не пленялись алчной грезой фабрикации золота и не преследовали
свою цель, как сомнамбулы или согласно игре пассивных "проекций"
бессознательного. Совершенно напротив: они покорялись хорошо изученному
методу, символически выраженному в терминах металлургии - искусства трансмутации обычных металлов в серебро или золото, что, очевидно, сбивало с толку неквалифицированных искателей: однако метод, логичный и глубокий, здесь неповинен.
Глава первая
Истоки западной алхимии
Алхимия известна, по меньшей мере, с середины первого тысячелетия перед Иисусом Христом, и, вероятно, возникла в начале железного века. Каким образом могла она существовать столь долго и в цивилизациях столь несхожих - Дальнего и Ближнего Востока. На этот вопрос большинство историков отвечают так: человек везде человек, он всегда подвергался искушению быстрого обогащения, тешась иллюзией трансмутации обячных металлов в золото или серебро, пока экспериментальная химия девятнадцатого столетия не доказала, что один металл нельзя обратить в другой. На самом деле, это не соответствует истине, а зачастую противоположно ей. Золото и серебро были сакральными металлами
задолго до любых коммерческих трансакций: они есть земное отражение солнца и луны и всех реальностей духа и души, связанных с небесной диадой. До средних веков, по крайней мере, ценности двух благородных металлов определялись в зависимости от обращения двух небесных тел. На древних монетах часто изображались фигуры и знаки солнца и его годового цикла. Для людей дорационалистических эпох, отношение двух благородных металлов к двум небесным светочам было очевидно: понадобилась плотная туча механических понятий и предрассудков, дабы затмить ясность этого отношения и представить его простым эстетическим акцидентом.
Впрочем, не надо путать символ с обыкновенной аллегорией или пытаться видеть в нем отражение какого-нибудь коллективного бессознательного, иррационального и смутного. Истинный символизм подразумевает следующее: данности, различные по времени, пространству, материальной природе и другим параметрам, могут, однако, манифестировать единое эссенциальное качество. Они проявляются разными отражениями, разными воплощениями независимой от пространства и времени реальности. Поэтому нельзя безусловно утверждать, что золото обозначает солнце, а серебро - луну: два благородных металла и две звезды равно символизируют две космические или божественные реальности.
Магия золота зависит, прежде всего, от сакральной сущности этого металла
или его качественного совершенства и только вторично от его экономической
ценности. В силу магической сущности золота и серебра, получение их предполагало сакральную активность: логичным образом, чеканка золотой и серебряной монеты была исключительной привилегией сакральных центров. До сих пор металлургические процессы получения золота и серебра, сохраненные с незапамятных времен в так называемых примитивных обществах, изобилуют приметами их культового происхождения. В цивилизациях "архаических", где игнорируется дихотомия "духовного" и "профанического" и всякая вещь видится в перспективе внутреннего единства человека и космоса, работа с минералом и металлом всегда почиталась священной. Привилегия оставалась у жреческой касты, призванной к этой практике божественным установлением. Если подобного не случалось, как в некоторых африканских племенах, не обладавших
подлинной металлургической традицией, кузнец, из-за своего вторжения в
святая святых природы, подозревался в черной магии. Интуиция глубокой взаимосвязи человеческой души и природной иерархии кажется современному человеку суеверием. Однако человек "примитивный", не располагающий, сравнительно с нами, массой исторических сведений по обработке металлов, там не менее прекрасно знает, что извлечение минеральной породы из "внутренностей" земли и жестокое очищение огнем - операции зловещие и очень опасные. Для "архаического" человечества, рождение металлургии было не столько "открытием", сколько "откровением" - только божественным
установлением разрешался доступ к подобной деятельности. И с самого начала это откровение было небезопасным - оно требовало особой осторожности со стороны деятеля. Как и внешняя работа с минералом и огнем связана с насилием определенного рода, так и влияние на дух и душу, неизбежные в данном ремесле, имеет характер энергетичный и обоюдоострый. Извлечение благородных металлов из смешанной породы с помощью элементов растворяющих и очищающих - например, ртути и сурьмы в соединении с огнем - невозможно без преодоления мрачных и хаотичных сил натуры; реализация "внутреннего серебра" или "внутреннего золота" - в их чистоте и нетленной озаренности - невозможна без преодоления иррациональных и темных тенденций души.
Следующий отрывок из автобиографии одного жителя Сенегала доказывает, что
в некоторых африканских племенах выплавка золота и поныне расценивается
как искусство сакральное.
" ... По знаку моего отца подручные привели в действие два кожаных
меха справа и слева от горна и соединенных с ним глиняными трубками ...
Отец длинными клещами схватил котел и поставил на огонь. В мастерской замерло всякое движение: пока золото плавится, а затем охлаждается, нельзя поблизости работать с медью или алюминием, дабы частицы этих низких металлов не попали в котел. Только сталь не мешает делу. Но те, кто хлопотали близ нее, закончили работу или подошли к подручным, стоявшим вокруг горна. Слишком стесненный, отец их отстранил простым жестом: он не сказал ни слова, никто ничего не говорил, даже колдун. Слышалось только посвистывания мехов и легкое шипение золотой массы. Но если отец и не произносил слов, я знал, что они рождаются, шевелят его губы, когда, склонившись над котлом, он перемешивал уголь и золото концом палки, которая сразу воспламенялась и приходилось ее менять.
Какие же слова шевелили его губы? Не знаю, не знаю точно, ничего мне не
сообщалось. Но что другое, если не инкантации? Не заклинал ли он духов
огня и золота, огня и ветра, ветра, священного в трубках, огня, рожденного из ветра ... не заклинал ли он свадьбу золота и огня, не призывал ли духов на помощь? Да, там плясали они, и без них ничего бы не было... И не удивительно ли, что маленькая черная змея подползла и свернулась вокруг одного из мехов. Она отнюдь не часто являлась в гости к отцу, но всегда присутствовала при плавке золота... Тот, кто плавит золото, должен предварительно тщательно вымыться и, конечно, воздерживаться на все время работы от сексуальной близости..."
Продолжение...
|